Потерявшие солнце
Шрифт:
– Кто у вас сегодня банкует?
– А хрен его знает. – Высокий худой Андронов по кличке Малой улыбнулся своей детской улыбкой, за которую и получил прозвище. – Ты же видишь, командиров до гребаной матери, а мы еще даже трупа не видели.
– Серьезно, что ли?
– Ну! Там мэтры сыска мнениями обмениваются. – Стас окончил пединститут и привык изысканно выражать свои мысли.
– Кто? – Антон предложил ему папиросу, и они закурили.
– Матросов, в погонах кто-то, ну и Григоренко, конечно.
Антон улыбнулся. Привычку начальника
– О, блин, чего-то Миша бесится. – Стас смотрел в сторону.
Антон проследил за его взглядом. Максаков сказал что-то резкое своим сиятельным собеседникам, круто развернулся и пошел в сторону Антона со Стасом, на ходу извлекая сигареты из кармана пальто.
– Здорово. – Он сунул Антону руку. – Стас, пошли кофе пить. Пока все эти идиоты разъедутся и дадут работать – час пройдет. Антон, пойдешь?
Максаков тоже когда-то работал в РУОПе, но вернулся. Это немного сближало их с Антоном.
– Я пустой.
– Неконцептуально. Стас угощает.
– Я?!! – на лице Андронова появилось неподдельное изумление.
– Разумеется. Или пойдешь в отпуск в декабре.
Кофейня располагалась в булочной на углу Чайковского и Фурманова. По дороге, ежась под ледяными струйками, Антон тронул Михаила за плечо.
– Чего, достают?
– А-а! – тот отмахнулся. – Прошу убрать всех с места. А мне: подожди, пусть посмотрят. Чего им там смотреть? Работать-то нам. А если раскроем, то в сводку они, и не зная ничего, впишутся.
– Ничего, включая имя убийцы, – вставил Стас.
– А мне казалось, что Смотров умный мужик. – Антон остановился перед дверьми булочной, докуривая папиросу.
– Умный, – кивнул Михаил, – но внешняя политика превыше всего! С главком ссориться нельзя. Докуривай. – Он посмотрел вверх. – Мокро.
В булочной хорошо топили. Даже стекла запотели. Они устроились за столиком у окна. Михаил и Стас принесли три стаканчика с кофе и три ромовые бабы. Кофе был жидкий, но горячий. Антон вспомнил, что кроме Олиного пирога ничего сегодня не ел. Некоторое время все молчали, глотая кофе. Допив первым, он отставил чашку.
– Миша, а из ваших кто-нибудь Фонтанкой занимается?
– Только на подхвате. Мне сказали двоих выделить в группу. Типа, у них в главке народу не хватает. Занятые все, блин.
– Ты кого дал? Ну, ты знаешь, почему я интересуюсь?
– Знаю, конечно. В общих чертах. – Михаил отставил пустую чашку. – Ты уверен, что это тот же?
– Я, может, и дурак, но не слепой.
– Не кипятись. Я уже тогда в версию Пушкарева не очень-то верил. А теперь однозначно скажу: любую информацию Тортюхина следует делить на десять, а то и на двадцать. Пересеклись мы здесь…
Михаил встал и, взяв с подоконника шляпу, на секунду задумался.
– Там Толя Исаков будет работать. Он парень опытный, работать умеет. Когда не пьет, конечно. Я скажу, чтобы он от тебя не скрывал ничего. А я, честно говоря, рад, что главк забрал. Там совещаний, справок всяких бредовых море будет. Нам бы свое дерьмо разгрести.
Совсем стемнело. Ветер резко бросал в лицо сгустки дождя. На Соляном машин заметно поуменьшилось. Во дворе обреченно мок постовой.
– Чего внутрь не зайдешь? – Михаил взялся за дверную ручку бревенчатой избушки, которая, как уже понял Антон, являлась художественной студией.
– Там прокуратура приехала, – махнул рукой постовой, – следователь молодая такая, злющая. Всех выгнала. – Он понизил голос: – Даже начальников построила.
Чувствовалось, что воспоминание о последнем еще долго будет греть его душу. Антон и Михаил улыбнулись одновременно. Оба сразу поняли о ком идет речь.
Следователь прокуратуры Елена Колобочко была действительно выдающимся человеком. Несмотря на иногда крутой нрав, это дитя теперь уже суверенной Украины являлось полной противоположностью своей фамилии. Как внешне, так и внутренне. Стройная и изящная, она представляла собой неистребимый сгусток энергии. Было удивительно смотреть, как она одновременно успевает лучше всех расследовать уголовные дела, вести культурную жизнь, поддерживать всех вокруг и оставаться интересной женщиной. Работать с ней было крайне приятно.
Вот и сейчас она быстро писала протокол осмотра, умудряясь перешучиваться с находившимися здесь Смотровым и работающим экспертом-медиком Чановым. Антон осмотрелся. Студия походила на склад. Куски гипса, камни, инструменты – все валялось на полу в страшном беспорядке. Книги с полок сброшены. Одежда из шкафа выброшена. На столе остатки трапезы. Он отметил, что нет пустой посуды, хотя фужеры и рюмки присутствуют. Хозяин лежал на диване. Возле него и возился Чанов. Лампа под потолком светила тускло. За окнами уже стало совсем темно. Антон физически почувствовал, как напрягает Лена глаза, чтобы видеть, что пишет. Он взял из угла комнаты торшер и, поднеся к ее стулу, подключил. Поток света хлынул на бумаги. Лена улыбнулась.
– Спасибо, Антуан! От вас, товарищ Максаков, не дождешься.
Она посмотрела на Михаила. Он виновато развел руки.
– Буду исправляться. Можно пару вопросов?
Лена кивнула.
– Как давно его?
Чанов обернулся:
– От двадцати до двадцати двух часов назад.
– То есть где-то между десятью вечера и нулем. Колото-резаные?
– Пока восемь. Все в область груди. Отсутствуют уши и половой член. Вот смотри…
Антон присвистнул.
– Не свисти, денег не будет. – Лена оторвалась от протокола.
– И так нет.
– Где мой дежурный? – Максаков отошел от трупа.
– На кухне, – Лена показала себе за спину, – со свидетелем разговаривает.
– Что, есть свидетель? – обрадовался он.
– Который труп обнаружил.
– А-а.
Антон посмотрел на часы.
– Лен, отсюда можно позвонить?
– Наверху телефон. Иди, там уже все обработали.