Потерявшие солнце
Шрифт:
Затекшая спина. Язык, как наждак. Тошнота. Закрывающиеся глаза. Мокрые ботинки.
– Внимание! Просьба оставаться…
Лампы в коридоре отдела противно гудели. Сигаретный дым столбами вываливался из раскрытых дверей кабинетов. Антон остановился в поисках ключа и посмотрел на часы. Двадцать минут второго.
– У тебя закуска есть? – Ледогоров держал в руке стакан. – Начальники все разъехались. Чего-то вы долго?
– Наркота оформляли. С травкой.
– За убийство Святой?
– Иди ты…
– Уже в дороге, только закуски дай.
Антон открыл дверь и залез в пакет, данный Ольгой:
– Держи бутерброды.
– Пойдем примем.
– Не,
Ему даже думать было об этом страшно.
– Как хочешь. Больше останется.
Лавка была холодной и жесткой. По железному карнизу окна стучал дождь. Заменяя луну, в кабинет светил болтающийся на ветру уличный фонарь. Некоторое время Антон смотрел на сверкающие под ним брызги, затем закрыл глаза. В кабинете Ледогорова громко смеялись. Дождь неожиданно кончился, и внутрь сквозь стекла хлынуло огненно-жаркое солнце. Оно разогнало темноту и принесло запахи песка и моря.
«Жаль, что это сон», – отчетливо подумал Антон, даже во сне ощущая, как бесится за окном дождь, не в силах отнять у него оранжевые видения.
В городе гасли окна.
Утро было зябким и непроглядным. Ветер выл в темноте. Оконные стекла мелко дрожали. Цыбин пил чай, не зажигая света, завороженно глядя на синий огонь газовой горелки. Он ощущал бегущие по спине мурашки и знал, что они от холода. Горячая жидкость разливалась по телу. Он чувствовал себя собранным и спокойным. Голова была ясной и отдохнувшей.
Анна лежала в постели, укрывшись с головой одеялом. Цыбин прошел в комнату, извлек из угла спортивную сумку и вынес ее в кухню. Щелкнув выключателем и щурясь от резкого электрического света, достал дешевую куртку из кожзаменителя, черные брюки и тонкие перчатки. Одевшись, проверил карманы и посмотрел на часы. Шесть. Пора было выходить.
– Цыбин, – голос у Анны был абсолютно ясный, из чего он заключил, что она уже давно не спит, – ни пуха…
– К черту, милая, не волнуйся, – он погладил ее, – все будет нормально.
Закрывая дверь подумал, что они разговаривают, словно он идет на экзамен, а заспанная жена желает ему удачи. Обыденная семейная зарисовка.
Желтые глаза светофоров устало моргали сквозь дождь. Таксист попался молчаливый, невозмутимо руливший между похожих на озера луж.
Возле Троицкого моста Цыбин расплатился и посмотрел на часы. До выхода на позицию оставалось чуть больше получаса. Улицы были почти пустынны. Мокрый ветер приятно освежал лицо.
Заходил он со стороны Чкаловского. Грязь хлюпала под ногами. Шелестел дождь. За теплыми желтыми квадратами окон люди вылезали из постелей, умывались и готовили себе завтрак.
Створка окна была прикрыта так, как он ее оставил. Проникнув в квартиру, Цыбин секунду не двигался, кожей ощупывая пространство. Потом бесшумно обошел все комнаты. Никого. Аккуратно, чуть-чуть приоткрыл дверь на лестницу. Тусклый полусвет-полумрак. Запах сырости из подвала. Запах жареного со второго этажа. Мокрая кошка испуганно таращится с подоконника. Он поднялся до последнего лестничного окна. Неприятная дверь на пятом этаже раздражала, наваливаясь тягостным беспокойством на затылок. Он подошел вплотную. Тишина. Свет сквозь щели не пробивался. Спустившись обратно к окну, отомкнул шпингалет. Шепот дождя усилился. Стало свежо. Сверток под доской подоконника надежно висел, прихваченный скотчем. Восьмимиллиметровый «вальтер» с глушителем был куплен по случаю два года назад и все это время ждал своего часа в тайнике в Ковалево, вместе с парой паспортов и резервной суммой денег. Его час наконец пробил. Цыбин снял тряпку и пергамент, сунул их в карман, проверил патрон и прилепил оружие обратно. Еще раз оглянувшись на дверь наверху, спустился в расселенку на первом этаже и тихо опустился на пол, спиной к стене, прямо между окнами. Судя по времени, ждать оставалось около часа. Хотелось курить. Он пососал сигарету. На втором хлопнула дверь. Двое прошли по лестнице во двор. Щелкнули раскрывающиеся зонты.
– Не забудь заплатить за телефон.
– Если успею. У меня педсовет закончится…
Дождь поглотил шаги и голоса.
Цыбин полностью расслабился и прикрыл глаза, оставив только слух и шестое чувство. Время в темной, вонючей квартире отказывалось течь вперед, отчаянно цепляясь за минутную стрелку часов, грузно оседая в дверных проемах. Ему показалось, что дольше он не ждал никогда.
Кошка снова встретила его на лестнице недобрым взглядом. За час в раскрытое окно нахлестало дождем, и подоконник был абсолютно мокрым. Шведские лампы напротив горели как всегда ярко. Пистолет удобно лег в руку. Циферблат успокаивающе светился зеленым светом.
«Пять минут», – подумал Цыбин, представляя, как темно-синий «ровер» поворачивает с Большого на Лахтинскую.
Напротив открылась дверь на последнем этаже. Фактурный малый в белом плаще, копируя Кевина Костнера, осмотрел площадку. Снизу появились еще двое. Передний махнул «плащу» рукой. Цыбин взял «вальтер» двумя руками и встал на колено, уперев локти в мокрый подоконник. Расстояние его не волновало. Владлен Егорович Ямпольский появился в дверях квартиры в кашемировом коричневом пальто с франтовато повязанным желтым шелковым шарфом. Глушитель уменьшал прицельную точность, кроме того, на пути пули было оконное стекло, способное искажать картинку. Цыбин знал, что в таких условиях можно стрелять, лишь когда цель двигается по одной линии со стволом, то есть на тебя или от тебя. Он ждал. Ямпольский пересек площадку этажа и, поворачивая на лестничный марш, на мгновение повернулся спиной к окну. «Плащ» замешкался у входной двери. Двое дебилов прикуривали этажом ниже. Цыбин остановил это мгновение серией из двух выстрелов, целясь в середину спины и затылок. Резко отшатнувшись от окна, он успел заметить, как подобно фанерной мишени, исчезла из оконного проема обтянутая кашемиром спина.
– Папа, это ты?
Словно холодное лезвие отделило мозг от позвоночника. Тело реагировало быстрее. Он не смог остановить себя и резко развернулся с пистолетом в руке.
Девочке было лет двенадцать. Она стояла несколькими ступеньками ниже распахнутой двери пятого этажа и, кутаясь в длинную синюю кофту поверх ночной рубашки, смотрела на него широко раскрытыми глазами. Прямо на него. Прямо ему в лицо.
Огромные пушистые ресницы. Заколка с пластмассовым зайчиком в русых волосах.
«Никогда не оставлять свидетелей». Рука с пистолетом пошла вверх.
На розовой щеке отпечаток подушки. Сладкий след сна.
«Не думать!!!»
Палец привычно плавно потянул спусковой крючок. Казалось, к нему привязана двухпудовая гиря. Лестница плясала, как палуба тонущего корабля.
«У меня просто нет выхода».
Шум дождя неожиданно ворвался в голову. Холодные струи охолонули мозг и заструились по венам, набухая тяжестью в онемевших пальцах. Взорвалась болью нога.
«Только не смотреть в эти огромные карие пустые глаза, тогда… Пустые… Пустые…»