Потерявшие солнце
Шрифт:
– Готово! – Иваныпин отложил ручку и шумно выдохнул, словно ныряя в ледяную воду.
– Быстро что-то. – Антон взял листы с явкой. – Ну и почерк у тебя! А грамотность! Просто класс!
– Могу не писать! – огрызнулся Иваныпин.
– Не можешь, брат, не можешь, – бормотал Антон, силясь разобрать зашифрованные кривыми каракулями слова русского языка. – Постой! Ничего не понимаю. «В воскресенье, поздно вечером, точного времени указать не могу, я шел к Наде Рулевой, которая проживает Литейный, сорок пять, третий этаж, налево, дверь обита…» Так, это я сам знаю. «У бара „Лабиринт” встретил Раджа, фамилии его не знаю. Он проживает…» Не свисти, Леха, он там уже полгода не живет. А фамилия его Мухарбеков, что за год общения ты мог бы уже и знать. Понимаю, что на хрен тебе его фамилия, ну для нас хотя бы. Так, «встретили подвыпившего мужчину…», так, «неожиданно назвал нас педерастами…», так, «несколько ударов кулаком…», так: «взяли бумажник, часы, кольцо обручальное, перчатки», так, «натолкнулись на женщину с собакой», так, «продали, пропили, раскаиваюсь, не повторится». Не понял?! Это все, что ли?
Память у Антона всегда была отменной, а происшествия на своей территории он знал наизусть.
То, что такого грабежа не было, он помнил абсолютно точно. Видимо, протрезвевший потерпевший решил, что сумма ущерба не настолько велика, чтобы тратить драгоценное время, тем более злодеев вряд ли найдут. Иваныпин «кололся» совсем не на то, на что нужно.
– Ты мне чего несешь? – Антон смял явку и бросил в корзину. Правда, аккуратно, стараясь не порвать. На худой конец могла пригодиться и эта писанина. – Кому на хрен твой жалкий гоп-стоп нужен? Ты про хату расскажи, про Восстания.
– Про Зойкиных соседей, что ли? – Иваныпин выглядел озадаченным. – А чего там рассказывать: бухали, «бабки» кончились, Зойка предложила подломить соседей. Я стекло выдавил, было, врать не буду. Радж ее подсадил, она комнату прошерстила. Потом мы втроем пошли в «Ящик», ну рюмочную на «Жуках». Она все бабе Люде сдала, и они пошли продолжать.
– А ты что? Побрезговал?
– Не, я Ленку Тряпкину встретил, с Ковенского. У нее муж за грибами подался… – Иваныпин улыбнулся. – Ну мы и пошли покувыркаться. А что, все из-за этой комнаты? Я-то думал… – Леха заметно повеселел.
– Индюк тоже думал! – Антона охватила злость.
На Горелову, на себя, на всю свою работу, не позволяющую ни на секунду никому верить на слово. Он снова посмотрел в окно. Неумолимый дождь продолжал поливать город.
– А сожитель Гореловой был?
– Серега? – Иваныпин совсем успокоился. – Можно еще папиросочку? Спасибо. Он в комнате сидел. Он какой-то «звезданутый». С Зойкой из-за этого пересрался. Он вообще ее все уговаривает «подшиться», с ребенком носится, словно это его…
Они в бане познакомились. Зойка там уборщицей работала, а он в «Армаде» рядом служил.
Дверь скрипнула и приоткрылась. У Полянского было озадаченное выражение лица:
– Антон Владимирович, можно вас на секунду!
Называть друг друга на «вы» в присутствии посторонних они привыкли еще со времен старого начальника розыска. Он требовал этого неукоснительно.
Антон сунул Иваныпину чистые листы:
– В коридор. Подробно и правдиво.
Иваныпин поднялся, разминая спину:
– А рвать больше не будете? А то писать – не мешки ворочать. В смысле, что лучше мешки.
– Ничего, тебе полезно.
Полянский прикрыл за Лехой дверь.
– Слушай, Антон, я допросил Голбана, но он говорит совершенно другое, чем…
– Горелова? – Антон чиркнул спичкой и затянулся. Голова слегка поплыла.
– Ну, – Полянский опустился на стул. – Я уже до «Ящика» смотался. Баба Люда все подтверждает. Даже шторы готова выдать.
– Вот сучка! – Злость у Антона прошла. Осталась только усталость. – Это я про Горелову. Дай почитаю.
Они секунду помолчали. Дождь негромко постукивал по стеклам.
– Серж, не в службу, а в дружбу: приведи Горелову. Лучше будет, если я за ней сам не пойду.
– Будешь должен.
Оставшись один, Антон прикрыл глаза, слушая дождь. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
«Господи! Как меня все достало!» Зоя пришла в том же виде, в котором уходила два часа назад, только в глазах прибавился блеск, объясняемый восхитительно свежим запахом спиртного.
– Расслабляешься? – Антон поднялся.
– Чуть-чуть. Нервы успокоить. – Она кокетливо улыбнулась. – Напугали девушку, а на самом деле не такой вы и страшный, даже…
– Зоя! – Антон подошел вплотную. – Так кто лазил в соседскую комнату?
– В каком смысле? – В ее глазах на секунду мелькнул испуг. – Я же все рассказала. Это эти…
Он ударил ее тыльной стороной ладони по щеке. Несильно, но хлестко.
– Не врать! Сука!
Голова ее дернулась, она сделала шаг назад. «Второй раз в жизни я ударил подозреваемого, – подумал он. – Интервал в семь лет. Но тогда это был насильник собственного ребенка, и я был желторотым… Нервы рвутся. Совсем ни к черту…»
– Не надо, Антон Владимирович! – Горелова завыла, опускаясь на пол. – Не бейте! Простите! Испугалась я! Мне в тюрьму нельзя! У меня ребенок.
Антон за воротник куртки поднял ее с пола и бросил на стул:
– Хватит выть! Бери ручку и бумагу.
Она послушно умолкла и выполнила команду.
– Подробно, правдиво и без соплей о том, что воровала ребенку на хлеб. Ясно, хронь подзаборная?
Она кивнула.
– Я же тебе поверил, тварь! Решил, что жизнь у тебя такая тяжелая. Судьба несчастливая! Я же… А впрочем, чего я это тебе, шалаве, объясняю.
Горелова быстро писала, испуганно оглядываясь на него. На улице стремительно темнело. На душе было грустно и слякотно.
Гореловой и Иваныпину Павленко избрал подписку о невыезде. Задержал на трое суток Голбана, роль которого, по его словам, следовало еще выяснять, а прописки в городе у Сергея не было. Голбан – высокий тихий парень с серыми невозмутимыми глазами и чисто выбритым лицом воспринял все на удивление спокойно.
– Сам виноват, – сказал он Антону, – надо было остановить их. – И, помолчав, добавил: – Вы заходите к Зое, а то, когда у нее друзья, она про дочку вообще забыть может. Ей пить нельзя, а так она нормальная.