Потерявшие солнце
Шрифт:
– Когда ты придешь в отряд…
Эту историю он заучил еще от пенсионера Валерки Лаптева, у которого стажировался первый месяц. На несудимых баб она действовала безотказно. Лицо Гореловой дергалось, как резиновая маска.
– …а ребенок в приюте будет грызть сырые макароны, – закончил Антон. Почему именно макароны, он не знал, но звучало очень круто.
– Как вас зовут? – Горелова нервно сглотнула слезу.
– Антон Владимирович.
Дверь распахнулась. Андрей Ложкин – спортивный парень угрожающего вида с «угонной» группы открыл рот что-то спросить, но моментально оценив ситуацию перестроился:
– Конвой с женской колонии вызывали? Можно побыстрее, торопимся!
– Антон Владимирович!!! – завыла истошно Горелова, падая на колени и обнимая его ноги. – Сука я! Что хотите делайте! Только не сажайте! Дочку пожалейте! Все для вас сделаю!
Ему стало скучно и неинтересно. Актерский запал прошел. Все повторяется как на заезженной пластинке: специалист из института мутантов, конвой из женской колонии…
– Прекрати! – Он посадил ее на стул. – Обождите, пожалуйста, мы сейчас определимся.
Ложкин недовольно пожал плечами и исчез. Горелова рыдала в голос. У нее началась икота:
– Я не… не… ви-но… ва-та! Они бы… бы меня урыли!
– Кто?
– Раджаб и Леха! Им на пузырь не хватало, они и залезли к соседям.
Антон налил ей стакан воды и улыбнулся сам себе. Раджаб Мухарбеков и Алексей Иваныпин были бичом его «земли». Оба ранее судимые пьяницы и гопники промышляли мелкими кражами на бутылку, но определить их за решетку никак на удавалось. Он вынул пару листов бумаги:
– В коридоре стол есть. Садись и все подробно, иначе жопа тебе. Поняла?
Горелова часто-часто закивала. Антон вспомнил про запросы в «Эпсителеком» и МСЖ и отворил дверь к Ложкину:
– Спасибо за спектакль!
– Всегда рад!
– Присмотри за телкой. Мне отскочить надо.
– Не могу, старый, мне с запросом на МСЖ надо пилить.
– Тоже нормально. Мой закинешь?
– Без проблем!
В коридоре появился мрачный Полянский. Его куртка насквозь пропиталась дождем.
– Серж, посмотришь за девчонкой?
– Легко.
– Как рояль?
– Мир – сборище сумасшедших!
– Лажа?
– Нет. Наркоман Слава Горбушин действительно вчера, по его словам, унес из дома рояль, принадлежащий соседям.
– Как?
– В кармане.
– Бредит он или ты?
– Никто. Это была бутылка спирта «Ройал»!
Цыбин сидел на облупившейся скамейке и молча смотрел на пузырящуюся от дождевых струй поверхность пруда. Плавающие красные и желтые листья придавали ей сходство с картинкой в калейдоскопе. Цыбин не ощущал холода, хотя в его одежде не осталось ни одной сухой нитки. Вода стекала по лицу, капала с носа и подбородка. Внутри не было ничего. Ни одной эмоции. Словно осталась одна оболочка. Голова была гулкой и пустой. Он не переживал, не вспоминал, не мучился. Он просто впал в кому. Сейчас он не ощущал опасности, не следил за обстановкой, не думал ни о чем. Он не помнил, как выбирался, куда дел пистолет, оставил ли какие-нибудь следы. Он не помнил, почему и как добрался сюда: в вымершую осеннюю Сосновку. Он не хотел об этом думать.
Он ни о чем не хотел думать. Он вообще ничего не хотел. Где-то шумел город. Дождь гнал через него короткие дневные часы ноября. Небо не падало на землю. Ритм не менялся…
Первая мысль пришла уже в сумерках. Она коварно пролезла в мозг и заскребла нервными коготочками.
«Оказывается, я не готов убивать детей».
И тут же: «Теперь готов».
Ему всегда казалось, что годы РАБОТЫ подготовили его ко всему. Оказалось это ошибка. На ошибках надо учиться. РАБОТА преподнесла еще один урок. Видимо, последний. Отступной за уход.
Захотелось курить. Первое желание. Сигарки в жестяной коробке не промокли. Горечь табака извлекла из недр памяти жесткий аргумент.
«Первое отступление от правил может оказаться последним».
Он не отступил. Профессионализм взял свое.
«У меня не было другого выхода».
Он, казалось, пробовал эту фразу на зуб.
«Не было выхода».
Звучало убеждающе. Он попробовал вспомнить ее лицо. Вспомнил только кофту. Стало холодно и промозгло.
«Не было выхода».
Мысли находили свои места. Эмоции возвращались в ножны.
«Не было выхода».
Захотелось есть. Он встал со скамейки и уверенно пошел меж мокрых древесных стволов в сторону Тихорецкого проспекта.
В коридоре офиса компании «Эпсителеком» сделали евроремонт. Антону едва не стало плохо: стены, пол и потолок были отделаны ядовито-белыми синтетическими материалами. Мгновенно закружилась голова, остро заныли виски. Захотелось зажмуриться.
– Какие-то проблемы? – Плечистый охранник с розовым, как свежая ветчина, лицом поднялся из кресла.
– Милиция. – Антон зацепился взглядом за черную кожу кресла и сосредоточился на ней. – К Алексею Степановичу.
Охранник внимательно изучил ксиву, разве что не понюхал.
– Проходите. Вам в ше…
– Знаю. – Антон бывал уже у начальника службы безопасности компании Лебедева.
В кабинете он облегченно вздохнул. Лебедев как бывший комитетчик оставался консерватором:
та же темно-коричневая мебель и бежевые стены, что и раньше.
– Здравствуйте, Алексей Степанович.
– Здравствуйте, – буркнул Лебедев.
Ему было, наверное, лет сорок пять. Незаметное, невыразительное лицо, средний рост, среднее телосложение и очень несредний костюм из английской шерсти.
– Необходима ваша помощь. – Антон протянул запрос.
Лебедев внимательно изучил текст.
– Господи, как вы мне все надоели! – Он кивнул на заваленный бумагами стол. – Только на органы и работаю.
– Должность у вас такая. – Антон спрятал улыбку. – А эмоции вы можете держать при себе. Представьте, если бы лет десять назад кто-нибудь вам сказал, что вы надоели. Только сейчас вышел бы. А?