Потомок Геракла
Шрифт:
Женская туника – пеплос изготовлялась из шерсти или льна, а к телу прилаживалась при помощи фибул или швов. Греки предпочитали ходить босиком. Лишь отправляясь в дальнюю дорогу, они надевали войлочную или соломенную шляпу с широкими полями и деревянные сандалии с кожаными ремешками.
IV
Однако более всего Филиппа поразили не обычаи или традиции, не нравы или обывательские устои греков, а их межличностные отношения. Македонский гость буквально был шокирован тем, что хозяин дома – Паммен этот зрелый и прославленный знатный муж фиванский не имел семьи, открыто сожительствуя с юношей, годившимся ему в сыновья.
Вскоре Филипп узнал ещё одну изумившую его подробность. Его лучший друг – Пелопид также был абсолютно равнодушен к женщинам. У него, достигшего пятидесятилетнего рубежа, не было ни жены, ни детей. Более того, с юных лет Пелопида и Эпаминонда связывала не только крепкая дружба, но и продолжительные интимные отношения.
Выяснилось, что и у Эпаминонда нет и никогда не было семьи. Свои самые глубокие и нежные чувства прославленный военачальник питал к представителям мужского пола. Много лет он имел любовную связь с Пелопидом, а затем разделял ложе с более юными фиванскими воинами.
После того, как в одной из битв со спартанцами погиб один из последних возлюбленных Эпаминонда, полководец длительное время пребывал в одиночестве и в подавленном состоянии духа. Ещё сильнее поразило Филиппа известие о том, что многие фиванские юноши и молодые воины всеми способами старались добиться взаимности от Эпаминонда.
Вообще близкие и недвусмысленные отношения между мужчинами Фив были заметны повсюду, поскольку однополые пары практически не скрывали свою привязанность друг к другу. Непроизвольное порицание и негодование вызвало у Филиппа наличие и процветание в греческих городах весьма востребованной профессии – мужской проституции.
Паммен довольно быстро заметил, что его македонского гостя шокируют общепринятые в греческом обществе любовные связи, царившие среди зрелых мужчин и совсем ещё юных граждан. Чтобы смягчить неприязненное отношение Филиппа к подобным однополым отношениям, являвшимися практически нормой в тогдашнем греческом обществе, Паммен решился на серьёзный разговор.
– Я вижу, что тебя, Филипп, крайне удивляют и часто возмущают частные особенности и подробности настоящей мужской дружбы, – осторожного заговорил Паммен, стараясь подбирать нужные слова для освещения столь деликатной темы: – Но в моих отношениях с Агейптосом нет ничего пошлого или постыдного!
– На моей родине за совращение юноши более старшим мужчиной непременно последует суровое наказание, – нахмурился македонский царевич. – Соблазнителя-развратника, скорее всего, побили бы камнями!
– Но в нашем союзе нет разврата или похоти, нет принуждения! – взволновано воскликнул Паммен, взмахнув руками. – Мы обрели друг друга по взаимному согласию и глубочайшей симпатии, которая зародилась между родственными сердцами!
– А родственники Агейптоса как относятся к вашему союзу? – подозрительно, но уже менее враждебно осведомился Филипп.
– С полным понимаем и радушием, – искренне и с оттенком тайной гордости заявил фиванский военачальник. – Хвастовство и самолюбование не красят истинного эллина, но я – вхожу в число десяти наиболее уважаемых и почитаемых граждан Фив. По этой причине моего расположения добиваются многие. Пойми, мой юный друг, меня и Агейптоса объединяет отнюдь не стремление к удовлетворению похоти. Прежде всего, наш союз спаян духовной связью.
– Это как? – в очередной раз усомнился Филипп.
– Во многих полисах Эллады издревле практикуется наставничество, – фиванский военачальник терпеливо и подробно принялся издали подводить своего недоверчивого собеседника к главной сути разговора. – В Македонии юноша вступает во взрослую жизнь убив своего первого вперяя на охоте и сразив врага в бою, а в Греции отрок становится на путь зрелого мужа по достижении двенадцати лет. В столь молодом возрасте юноше просто необходим наставник и учитель, который подготовил бы его ко вступлению в полноценную взрослую жизнь. Именно такой опытный наставник и должен со временем превратить несмышлёного отрока в полноценного гражданина.
– А нельзя воспитать из неоперившегося юнца полноценного воина и гражданина, не разделяя с ним ложе? – у Филиппа был очень большой запас внутреннего неприятия и отрицания гомосексуальных связей.
– Наставник, которого называют эрастисом, то есть любящим, никогда против воли своего воспитанника – эроменоса не вступит с ним с телесную близость, – горячо заверил Паммен. – Эроменос означает возлюбленный, но любовь необязательно бывает плотской. Это может быть и более высокая любовь, как отца к сыну, например. Наставник и его подопечный разделяют ложе исключительно по взаимному согласию, скрепляя таким образом свой духовный союз. Тех гнусных развратников, что совращают юношей ради насыщения похоти, наказывают самым строжайшим образом, вплоть до лишения гражданства и вечного изгнания из отечества!
– А как же мужчины, занимающиеся проституцией!? – с плохо скрываемым возмущением воскликнул Филипп. – Если достигший совершеннолетия юнец не стал воином или в крайнем случае ремесленником – это сурово порицается македонским обществом. На худой конец, лучше сделаться пастухом или землепашцем, чем продавать своё тело похотливым развратникам. Мужчину-проститутку, вне всякого сомнения, надо гнать прочь из родного отечества, а лучше забить его камнями или палками!
– В Греции каждый зарабатывает как может и как умеет, лишь бы заработок этот не был связан с нарушением законов, – ответил Паммен. – Мужчина, занимающийся проституцией, порицаем и многими презираем в нашем обществе. Такому человеку никогда не откроют двери в приличном доме, его никогда не признают полноправным гражданином и не привлекут ни к каким общественным делам.
– У нас – в Македонии молодежь воспитывают отцы, старшие братья, старейшины, а затем опытные воины и командиры, – горделиво заявил Филипп. – И без наставников, и без учителей, и без эрастисов македонцы вырастают надёжными товарищами, верными помощниками царя и отважными воинами!
– Не в обиду будет сказано, но пока воины македонские по степени выучки своей и достижениям на полях сражений значительно уступают фиванцам, – осторожно заметил Паммен. – Ещё заметнее превосходство над македонскими бойцами воинов Спарты, а ведь к каждому истинному спартанцу в обязательном порядке ещё с отроческой поры прикрепляется наставник.
– Вот тут ты совершено прав, благородный Паммен, – неохотно, но открыто и искренне признался македонский царевич. – Мои земляки сильно отстают в своей боевой выучке от эллинов. Уже убедился я окончательно, что и войско македонское намного слабее греческих армий, и способы ведения войны наши куда менее эффективные, чем у фессалийцев и беотийцев. Но ведь не зря же жребий судьбы привёл меня в Фивы! Мне выпала уникальная возможность обучиться воинскому искусству и ремеслу у тебя, Пелопида и самого Эпаминонда! А что касается обычаев и нравов, то не мне – заложнику из дальней державы, которую некоторые эллины считают варварской, судить моральный облик людей, у которых нашёл я достойное пристанище, почётное обхождение и столь радушный приём.