Повелитель майя
Шрифт:
– Ашка йет хунцан куалилти а эб майя лахбиль каль ок йу-йэб (В нынешние времена майя все время сражаются), – сказал он. – Акин-Куц, вождь этого селения, то и дело воюет с моим господином Набатун-Сеелем, пусть даже они оба должны подчиняться халач-винику, правителю Четумаля – города, о котором я вам рассказывал. Он стоит у большой бухты к югу от того места, где вы ловите рыбу. А еще Шоктуму приходится отражать набеги, которые враги совершают по морю с севера – из города-крепости Тулум. Однако у майя так было не всегда.
– А как же было раньше? – спросил Гонсало с интересом, наклоняясь вперед.
– Задолго до того, как родился мой отец – и его отец, – все майя подчинялись и платили подати только одному господину. И везде был мир – от Четумаля до моря на западе.
– Именно тогда и построили эти храмы?
– Их построили во времена великих правителей. Иногда, видите ли, бывало больше одного правителя, но затем, когда появился Кулькулькан, владыка снова стал один.
– А что произошло потом? – спросил Гонсало. – Эти храмы ведь пришли в упадок.
– Было очень много бед. Были войны. Я слышал, что разразилась ужасная буря, пришла страшная болезнь, начались неурожаи. Не думаю, что все это случилось сразу. Я знаю лишь то немногое, что мне рассказали. Жрецы… у них обо всем этом записано в книгах – священных книгах, в которых фиксируется все, – но читать их умеют лишь они сами. Только им одним известно, почему нарастает и уменьшается луна, появляются и исчезают звезды, сменяют друг друга времена года. Только им известно, когда нужно сажать посевы, а когда собирать урожай. Обо всем этом жрецам сообщили боги в древние времена.
– А ты не читаешь этих священных книг? – спросил Эронимо. – Может быть, тебе читал их кто-нибудь?
– Нет. Они предназначены лишь для главного жреца и предсказателей. Только им надлежит знать о том, как течет время, о богах и о том, как живет человек…
– Обладая этими секретными знаниями, они получают власть над вами, – взволнованно перебил индейца Эронимо. – Разве ты этого не понимаешь?
– Власть жрецам дают боги – Чаки… Они изображены на здешнем храме. Чаки приносят нам дождь. Четыре Бакаба поддерживают весь мир. Великий Ицамна защищает нас от ягуара и злых ночных ветров. А солнце в небесах – то есть Кинич-Ахау, который был на земле охотником, женился на луне и вырвал один глаз, когда люди сказали, что не могут спать при таком ярком свете, – делает так, чтобы наши посевы хорошо росли.
– А еще иссушает и сжигает их, да? – усмехнулся Гонсало.
Он провел на кукурузных полях достаточно времени и знал: этого бога солнца скорее боятся, чем любят.
– Да, именно так, – энергично закивал Ах-Кун. – Именно поэтому нам и нужны жрецы. Боги ведь научили их, как правильно проводить ритуалы и сделать так, чтобы наша кукуруза росла быстрее. Благодаря этому у нас начинается процветание.
– А-а, ну да, конечно, – сказал Эронимо, качая головой. – Это происходит благодаря жертвоприношениям.
– Думаю, мы уже достаточно на них насмотрелись, – добавил Гонсало.
– Бывают времена, – стал пояснять Ах-Кун, – когда у богов – особенно у бога солнца – появляется потребность в крови. Кинич-Ахау должен путешествовать по небу к регионам, расположенным в низине. Когда его тело на небе, у него такая форма, как вы видели на храме в моем селении. Однако когда Кинич-Ахау оказывается внизу, в ночи, он представляет собой лишь скелет и иногда ему нужна кровь, чтобы восполнить самого себя.
Эронимо и Гонсало недоверчиво молчали, и Ах-Кун добавил:
– Жрецы позаботились о нас. У нас хорошие посевы. Жрецы знают, что нужно богам.
Эронимо не мог больше сдерживаться:
– Это – сам дьявол. Неужели ты этого не понимаешь? В джунглях нет никаких богов, жаждущих крови! Есть только один Бог, и это Бог любви и доброты. Он Бог и для испанцев, и для майя.
– А этот бог могущественный? – спросил Ах-Кун.
– Да, конечно, – ответил Эронимо. – Он – всемогущий.
Ах-Кун посмотрел на земляной пол хижины, на изношенные набедренные повязки своих собеседников и на их обритые головы. Встретившись взглядом со священником, он спросил:
– Тогда почему он сделал тебя рабом вождя Шаманканна?
Гонсало повернулся к Эронимо и стал молча ждать ответа. Священник посмотрел вниз, на потрепанный молитвенник, как всегда, засунутый за край его набедренной повязки, и прикоснулся мозолистыми ладонями к обложке.
Воцарившееся молчание напоминало рябь на поверхности темного водоема. Казалось, оно расходилось увеличивавшимися в диаметре кругами, выйдя сначала за пределы хижины, а затем и за пределы селения и распространяясь все дальше в лес, пока его наконец не нарушил Эронимо.
– Я не знаю, почему Он оставил нас здесь, – медленно и тихо произнес священник. – Но уверен, что такова Его воля.
Он посмотрел сначала на Ах-Куна, а затем на Гонсало. Тот отвел глаза и стал глядеть куда-то в лес.
– Возможно, Он нас испытывает. Вера слишком уж легка, если никогда не подвергается испытаниям.
– Это серьезное испытание, – произнес Ах-Кун.
С этого дня Эронимо избегал дискуссий на религиозные темы, которые иногда возникали по вечерам между Гонсало и Ах-Куном, после того как индеец рассказывал что-нибудь еще о своих богах и о том, как им можно угодить.
По утрам Гонсало видел, как Ах-Кун встает со своей циновки и идет поприветствовать восходящее солнце. Каждый день он клал маленький кусочек копала [4] в каменную горелку и поджигал ее при помощи тлеющего уголька, взятого из вчерашнего костра. Затем, поджав под себя ноги, индеец тихонько сидел, наблюдая за тем, как дым янтарного цвета устремляется в небо, словно бы приветствуя рассвет. Ах-Кун объяснил Гонсало, что при этом молится и просит своих предков спасти его. Он молился также и Ицамне, повелителю всех богов, прося дать ему силы, которые позволят выдерживать жизнь раба.
4
См. глоссарий.