Повелитель пустыни

Сингх Налини

Пока...

Рано утром Джасмин сидела на краю фонтана, отделанного Розой Зюльхейля, прислушиваясь к плеску прохладной воды и тихому свисту птиц. Когда вернувшиеся к жизни демоны разбудили ее, она решила встретить их лицом к лицу, покинув раскинувшегося в кровати Тарика. Встретить их лицом к лицу с тем, чтобы победить.

Прежде всего она приняла тот факт, что никогда не была по-настоящему любима. Не знала той любви, в которой нуждалась.

Возможно, избери она Тарика четыре года назад, он пришел бы именно к такой любви.

Однако в ту пору она была юной и беззащитной, особенно в сравнении с сильным и уверенным в себе Тариком. Лаская ее, он в то же время ее опекал. Ее любовь была глубокой и до боли настоящей, но это была любовь девочки, которой еще предстояло стать женщиной. Нежной. Легко ранимой.

Досада заставила Джасмин усомниться в ее собственных чувствах, но по приезде в Зюльхейль ее любовь выросла и окрепла благодаря чувственной страсти, пробужденной в ней тем мужчиной, в которого превратился Тарик.

Со дня ее приезда Тарик был требователен к ней. Но теперь она увидела в этой требовательности нечто неизбежное: он уже относится к ней не как к девочке, которую обязан защищать, а как к женщине, которая должна отвечать за свои заблуждения.

Вот — первая правда. А вторая состоит в том, что она все еще не любима. И это страшит ее. Наивная вера в возможность любовью добраться до души Тарика была безнадежно разрушена в день его отъезда в Париж. Вновь этой пытки Джасмин не перенесет. Ее столько раз отталкивали в жизни, что очередной удар может сломить ее.

Две недели спустя, в Зюльхейне, во время визита в магазин художественных принадлежностей, Джасмин сказала Мумтаз:

— Думаю, мы продвигаемся вперед. Он разговаривает со мной.

— И о чем же?

— В основном о делах.

Мумтаз тем временем увлекла Джасмин к стоявшему в углу мольберту.

— Что ж, это хорошо. Но что вы скажете о ваших взаимоотношениях?

Джасмин провела пальцами по лакированной раме мольберта. Безукоризненная работа. Она прикрепила к мольберту приготовленный заранее холст.

— Я не хочу торопить события, чтобы не испортить все.

После возвращения из Парижа Тарик в обращении с Джасмин всякий раз словно надевал лайковые перчатки, и возникшая между мужем и женой эмоциональная преграда не исчезала. Тарик больше не ранил Джасмин, проявляя свое озлобление; напротив, это она не могла пробиться к нему и вернуть его доверие.

Эти вялотекущие отношения — нечто совершенно неправильное.

Вялость никогда не была им присуща. Их любовь была подобна обоюдоострому лезвию, а разлука принесла им боль и только боль. Даже гнев и обида бывали настолько остры, что резали обоих по живому. И неожиданная перемена в поведении Тарика ставила Джасмин в тупик.

— Все наладится. Просто исполняйте ваш долг. — Мумтаз сжала руку Джасмин.

— По-моему, хороший совет.

Джасмин заглянула в рабочий кабинет Тарика.

— Ты занят?

При звуке ее голоса Тарик поднял голову.

— Тебе, Джасмин, я всегда рад.

Джасмин достала свои покупки и водрузила их на стол Тарика. Мольберт она благоразумно оставила за дверью, не желая смазывать

впечатление от сюрприза.

— Что это? — спросил Тарик, ткнув пальцем в упаковочную бумагу.

— Подарок. Открывай!

Она подошла к нему и присела на ручку кресла. Тарик нахмурился, но тут же обвил рукой ее талию.

— Ты упадешь.

— Тогда вот так. — Одно движение — и Джасмин оказалась на его колене. — А теперь открывай.

По всей видимости, его смутил ее неожиданный порыв. Он потянулся к ножу для бумаги и разрезал бечевку. И тут же замер при виде холстов, красок и кистей.

— Я знаю, у тебя много дел, — начала Джасмин, не давая ему заговорить самому. — Но час в день ты сможешь выкроить? Думай о том, что ты делаешь это в интересах твоего княжества.

Тарик недоуменно поднял бровь. Джасмин улыбнулась.

— Шейх-трудоголик рано или поздно выдохнется, сделается невосприимчивым и не сможет приносить пользу своему народу. — Она решила не обращать внимания на скептическую гримасу Тарика. — Когда-то ты рисовал, чтобы снимать напряжение дня. Попробуй опять этим заняться.

— Мои обязанности...

Джасмин приложила ладонь к его губам.

— Один час. Это не так и много. А я буду тебе помогать.

— Каким же образом?

— Я не сомневаюсь, что смогу снять с тебя часть груза. Обрабатывать информацию, например. Или делать для тебя краткие информационные отчеты. Я способная, ты же знаешь.

Ее серьезный тон позабавил его.

— Я знаю, Мина, ты умница. Хорошо. Ты сможешь мне помочь. Но для этого тебе придется сидеть передо мной спокойно.

— Ты хочешь нарисовать меня? — Обрадованная, Джасмин выпрямилась, продолжая, впрочем, сидеть на колене Тарика. — Это будет обнаженная натура?

Тарику не понравилась ее прямолинейность.

— Такую картину не увидела бы ни одна живая душа, и она была бы сожжена после моей смерти.

Джасмин, довольная тем, что ее предложение не отвергнуто, поцеловала Тарика в щеку и поерзала на его колене.

— У меня есть еще мольберт. — Она собрала подарки со стола. — Все это будет стоять в моей мастерской. А я сейчас вернусь и помогу тебе.

Остаток дня они провели вместе, за просмотром информационных бюллетеней. Тарик сказал Джасмин, что она вольна покинуть его в любой момент, но она, увидев, с каким количеством документов ему предстояло иметь дело, была только рада погрузиться в них.

Но вот один из документов стал для нее неожиданностью, и притом неприятной.

— Тарик...

Услышав резкую ноту, он вскинул голову. Между бровями Джасмин пролегла глубокая складка.

— Здесь говорится, что шейх может иметь не одну жену.

Губы Тарика тронула улыбка.

— Таков старинный закон.

— Старинный? А насколько?

Она не намерена делить своего мужа с кем-либо. И когда-либо.

— Очень давний. Кстати, не закрепленный традицией. И у моего деда, и у отца была всего лишь одна жена.

— А у прадеда?

— Четыре. — Джасмин показалось, что глаза Тарика вспыхнули. — Не беспокойся. По-моему, у меня хватит сил только на одну.