Повелитель снежный
Шрифт:
Дождалась – колотиться сердечко моё – дождалась его!
Пришел – капельки пота собираются в волосах растрепанных моих – пришел долгожданный мой!Не обманул, не бросил!
Слов поганых обо мне не слушал, обидеть не пытался!
А я слышу в себе его смех мягкий и обворожительный, словно на шелке изысканном лежу укрытая на снегу белоснежном – так приятно и волнительно мне, что словами не передать!
Лежу и дрожу, а сама вся от пота мокрая, так его голос приятен, что не корми, не пои меня, вечность бы лежала во сне спящей царевной
– Поговори же со мной, ненаглядная моя, - шепчет Повелитель мой снежный, словно где-то рядом, да так близко, что аромат в доме моем вдруг стал другим: морозным, свежим, словно сама стужа лютая вошла в дверь и жара от печи не испугалась, - Истосковался я по тебе за лето жаркое и долгое. Уснуть не мог, глазами твоими ясными бредил, о волосах твоих шелковистых мечтал…покоя себе не находил, покуда не увижу тебя хоть секунду в день долгий.
Шептал он, а я от смущения и радости своей дышать не могла.
Чувствовала, что задыхаюсь, и веки трепещут, да только успокоиться никак не могла от слов его ласковых и откровенных, словно перестал скрывать чувства свои Повелитель снежный, что меня и пугало и на самое небо возносило.
И если не любовь это во мне билась в крови крыльями своими хрупким, то ничего другого я и знать не хотела!
– Хоть слово скажи мне, душа моя, - шептал он все ближе, да так, что я кожей своей его губы ощущала на щеке своей. Как скользят по мне они плавно и чувственно, едва касаясь, но такой огонь внутри воспламеняя, что все тело в дрожь бросало!
И не должна бы ощущать, ведь спала я, а чувствовала, и так остро и по настоящему, что вздрогнула от неожиданности, да проснулась, подскочив, и касаясь дрожащими кончиками пальцев своей щеки, где только что его губы были.
8 глава
Волшебство это, ощущать всем телом того, кого и рядом то нет!
Словно себе не веря, принялась оглядываться по сторонам, да углам темным, не слыша ничего кроме стука сердечка своего одурманенного, в желании увидеть хотя бы очертания фигуры его в темноте, но ничего…только ночь и полумрак, да ветер холодный за домом завывает.
Испугалась, что бабушку разбудила я своим вскриком.
Как потом оправдываться?
Что говорить про сон мой странный, когда глаза горели, словно в дурмане я, а на щеках румянец розовый от смущения?
Но спала бабушка моя крепко.
С каждым годом все тяжелее ей было подниматься и делами заниматься. И сон становился крепче и тяжелее, поэтому не услышала меня она, убаюканная треском огня в печи и жаром его согревающим.
А я опять уснуть не могла.
Ругала себя, укачивала, подушку обнимала, да снежинки за окном считать пыталась, вот только не заснула, пока сердце мое не успокоилось, а он смеется опять, да так ласково, что страшно снова смутиться и проснуться.
– Так и не скажешь ничего мне, свет очей моих? Мучаешь душу мою ты мятежную молчанием своим, красавица.
– Ой, молчи, Повелитель снежный, не то опять проснусь и до утра глаз не сомкну!
– выдохнула я и сама поразилась, что голос собственный слышу во сне своем так же ясно, как и его голос, словно говорить подобно ему научилась душой своей.
И растерялась я вся!
Как же получилось так, что и я говорить стала?
– Крепнет связь наша, драгоценная моя, - слышу, что улыбается он, а голос подрагивает даже, от удовольствия и гордости, - Чем больше мне ты доверяешь, чем сильнее душу свою раскрываешь, тем ближе к тебе быть могу я.
– Теперь и касаться меня можешь? – шептала я и слышала голос его завораживающий и мурчащий почти:
– Могуууу…
– Ты не шали только, Повелитель снежный! А то ведь я и по руке твоей шлепнуть могу!
А он хохочет надо мной, да так заразительно и красиво, что и я сдержаться не могу, ведь и сплю, а все равно даже сквозь сон улыбаюсь.
– Шалить не буду, а удержаться от тебя не смогу я! – снова шепчет и чувствую, как касаются его пальцы ладоней моих, осторожно и нежно, словно боясь боль причинить или испугать жаждой своею, а я бы и словами передать не смогла до чего же это приятно, что аж сердце заходится и снова румянец на лице выступает.
Вроде и не делаем ничего плохого мы, а словно что-то запретное творим, отчего еще слаще на душе становится.
– Правда выходит, что только зимой ты ко мне приходить можешь? – шептала я, раскрывая ладони под его пальцами, которые рисовали узоры на мне, и каждый пальчик наглаживали, и думала, что чуднО это все – слышу его и чувствую, а сама лежу с закрытыми глазами в темноте полной, и уже не понимаю даже сплю ли я или в бреду нахожусь каком-то.
– Зима - моя, земля - моя – в ответ он прошептал слова, которые я знала лучше молитвы любой.
– …и я – твоя.
И где-то нутром знала, что улыбается он сейчас, когда пальцы наши переплетались в замок нерушимый и смотрел на меня горячо и ласково, да только я его не видела.
– Ведь это ты приходил к порогу нашему, когда маленькой я была?
– Я.
– И стариком тем, что подарил мне камень волшебный, ты был?
– Я.
– Так какой же ты на самом деле, Повелитель снежный?
А он опять смеется и шепчет близко-близко, что ощущала его дыхание морозное на своем лице:
– Боишься, что стар я, да не красив собою, душа моя драгоценная?
– Ничего не боюсь, будь ты хоть чудище морское!
– А ведь испугалась меня, когда летом я к тебе приходил, - шептал и касался губами к щеке осторожно, словно и правда удержаться не мог оттого, чтобы не касаться меня, видя, наверное, как я нахмурилась, пытаясь понять, когда же летом видела его.
И словно услышала шипение легкое, а перед глазами тут же та змея огромная появилась – могучая, длинная, черная…да с глазами светлыми, когда ахнула я: