Повелитель снежный
Шрифт:
– Сердце зимы на мне! Со всем справлюсь!
Так и в путь мы отправились, и теперь не жарко мне было на земле даже рядом со Светлобогом, когда кони наши вровень скакали, унося вперед нас, к любимому моему, чей голос мурлыкающий я в себе слышать скоро стала, и на коне его верном словно силы возвращались ко мне все покинутые.
Об одном только горевала я и украдкой слезы лила – бабушка одна осталась…изведется ведь вся оттого, что пропала я, ни слова ей не сказав. И так тяжело ей было, как бы пропажа моя ее в конец не доконала.
– Не печалься ни о чем, невестушка. Коли брат тебя в руки свои заключать
– Люди его насмерть на пашне замучили, - говорил Светлобог, когда остановились мы после долгих дней пути без сна и покоя, чтобы кони напиться могли, на Вихря кивая, за бока которого я ладонями держалась, впервые на землю опустившись. Рядом с ним и жара не казалась мне такой убивающей и ранящей, - Голодом и работой заморили, даже похоронить не удосужились, так и бросили его обессиленного в лесу умирать волкам на растерзанье. Там его брат и нашел. Пожалел животину, кровью своей напоил, на ноги поставил, всю зиму оберегал его, и доверять себе учил, а когда пришло время нам силой меняться, отпустил его на поля и луга, вольным по земле скакать. Да только Вихрь со мной не остался, пол мира обошел, а нашел камень наш и дождался, пока брат мой не встанет. С тех они вместе по земле этой ходят, да в Нави братовой.
А я улыбалась, бока сильные ладонями наглаживая и еще больше полюбив Повелителя своего за поступок его.
Не знали его люди вовсе, не видели глаз его завораживающих, не слышали историй этих благородных, поэтому и был он Смертью лютой, погибелью страшной в сказках, которые мне бабушка рассказывала про богов прошлого.
Даже не знаю сколько дней и ночей скакали мы без устали, сменяя горы на луга, луга на реки, реки на леса, да только сердечко дрогнуло мое, когда мы в лес темный вошли, что был опоясан горами, которые собой закрывали все вокруг, словно в руки заключая то, что нужно было спрятать от глаз человеческих на краю земли самом.
Именно этот лес я видела в своих снах!
Именно тут бродила в поисках большого камня, который был исполосован мелкими неровными зазубринами, словно шрамы на теле моего Повелителя!
– Приехали!
– выдохнула я прежде чем Светлобог сказал хоть слова, видя, как он удивленно обернулся на меня, с улыбкой кивая головой и добавляя приглушенно и вкрадчиво, словно боясь меня напугать:
– Ничего не бойся, а лучше оставайся здесь. Брат сам выйдет и найдет тебя….
– но помолчав, добавил так, словно не был уверен в том, что я его послушаю и останусь на своем месте, не кинувшись с заветному камню, - …и помни, что боли мы не чувствуем. Это всего лишь обряд.
От этих слов мороз пошел по коже, когда даже Вихрь вдруг зафыркал и тревожно стал качать своей большой могучей головой, видя, как Светлобог устремился вперед, пропадая из вида среди густой темной чащи, оставляя меня с тяжелым сердцем в недоумении.
И ведь головой ясно понимала, что не стоит мне видеть того, что будет происходить дальше, словно догадывалась о том, что не увижу ничего доброго, но как только в непривычной тишине леса этого странного голос Темнобога своего услышала, то не смогла удержаться,
Очнулся любимый мой!
Неужто впервые его увижу глазами своими не во сне, а наяву и сердце мое захлебнется от восторга и счастья, оттого что рядом он и что смогу касаться ладонями его своими, не боясь больше проснуться?
Словно и Вихрь обрадовался, услышав голос Повелителя моего, тут же вперед зашагав, рассекая телом своим большим и сильным кусы высокие и траву темную, которая ему по грудь доходила, и будто сами деревья перед ним в страхе расступались, давая идти вперед без преград, чуя, что Темнобогу мы принадлежим.
Да только вскрикнула от ужаса, закрывая лицо руками и пряча его в гриве коневой, видя, как Повелитель мой снежный из груди брата своего окровавленный меч достанет, распластав на камнем том, точно в сердце вонзив его, да так, что кровь брызнула на землю и камень, отчего лязг раздался.
Не понимала я тогда, отчего столько шрамов на груди любимого моего было.
И почему камень весь в зазубринах был не только во снах моих, но и наяву.
И что сердца свои братья в камни заключили, чтобы не убивать друг друга.
Рыдала, лицом в гриву черную зарываясь, и вздрогнув, когда ощутила на себе руки сильные и аромат родной и долгожданный, что грудь мою окутал, когда прошептал голос, слаще которого не в одном мире не было:
– …не бойся меня, любимая.
13 глава
Ты - альфа, омега. Я бьюсь где-то между, средь букв, в попытках понять, как работает магия слова. Понятен мне шёпот по лёгким движениям губ, но смысл ускользает и дверь закрывается снова. Я руку тяну, я хочу причаститься водой, /что станет вином, если я расскажу ей о боге/ но эта вода обращается только виной и делится слово /банальная клетка/ на слоги. Из этих слогов прорастают потом города, слагаются люди, рифмуя друг друга по двое. Ты - альфа, омега... Но я между ними - строка, чужой алфавит, что до срока упрятан в неволе.Но бойся, когда я взломаю таинственный шифр, когда я скажу громким голосом "Слово и Дело". Окажется яблоком твой восхитительный мир, зажатым в ладони моей до отчаянья смело.Снежный Рыцарь
Истосковался я по девочке моей с глазами ясными, да так, что тело ломило от желания прикасаться к ней, но нельзя было, нельзя.
Душа моя стонала, а тело огнем синим полыхало в венах тугих, но не пришло время еще мое, как бы сильно не сжимал в руках своих ее, к груди прижимая, а все больше хотелось.
Обнимать так, чтобы косточки маленькие ее хрустнули!
Чтобы вдыхать в себя ароматом, голову кружащим!
Чтобы под кожу свою вогнать и от мира всего спрятаться, от слез и боли человеческой!
Из последних сил держался я, миллионы лет томления этого не знающий, когда кинулась она ко мне доверчиво, прижимаясь крепко-крепко и ручками своими тонкими стан мой овивая, не понимая с жадностью какой руками в волосах ее терялся я, чтобы к себе еще больше привлечь и не отпускать больше никогда.
Все к свадьбе нашей скорой уже готово было, считанные часы остались, да только они мне вечностью казались черной, когда целовал глаза ее прикрытые, ресницы длинные и мокрые от слез соленых, шепча ей: