Повелитель Вселенной
Шрифт:
Воины собрали с полей урожай зерна и проса, обжирались пухлыми дынями, что дозревали на плоских крышах, и расхватали белых верблюдов, которые принадлежали обитателям селений. Следуя приказам хана, они наступали к Желтой реке и городу Нинься, а тангуты отступили и попрятались за городскими стенами. Не встретив войска, которое бы выехало им навстречу, монголы не нашли, с кем сражаться, и в конце концов отошли.
Как и предсказывал Кокочу, хан одержал не настоящую победу, а совершил грабительский набег. Монголы захватили военную добычу, нарушили торговлю, от которой зависели тангутские города,
Кокочу дали его долю добычи, и он знал о слухах, что он служит хану только за подобные награды. Никто ничего не понимает. Соколы, драгоценности, стада, пасшиеся неподалеку от его юрты, и девушки, которых он затаскивал в свою постель, были малой платой за его мучения, за трансы, в которые он впадал, за духов, которые вселялись в него и заставляли его передавать их слова. Были шаманы, которые страдали не так, как он, которые могли возвращаться из полетов души и жить спокойно среди людей, но он не был одним из них, его мучения были признаком того, что ему предназначен более тяжкий и одинокий путь.
Он не мог любить, но мог смирять свою плоть с рабынями. Он не мог дружить по-настоящему, но пользовался уважением, порожденным страхом. Если бы он не получал вознаграждений, те, что боялись шамана, стали бы лишь презирать его. Если бы хан не отличал его, прочие решили бы, что духи покинули его и больше не говорят его устами. Многие могли бы позавидовать ему, но никто не предпочел бы идти его дорогой. Мужчина или женщина, занимающиеся шаманством, непременно стоят особняком. Те, кто знают мало, всегда ненавидят тех, кто знает больше. Те, что боятся духов, ненавидят тех, кто может призывать их.
В своих снах Кокочу видел предназначение Тэмуджина. Хан знал, что Промыслом Божьим ему надлежит присоединить новые земли к великому монгольскому улусу, созданному им, и все же найдутся люди, которые постараются сбить Тэмуджина с пути. Кокочу был щитом Тэмуджина, нельзя даже самым близким к трону людям позволять стоять на пути хана. Духи заставят Тэмуджина следовать своим путем, как они вынудили Кокочу идти своим. Хан будет править всеми, а Кокочу будет править через него.
Что-то холодное коснулось его лица. Он уже был на пороге юрты, когда дух овладел им. Кокочу упал. Руки его распростерлись на снегу, а тело оцепенело, и вдруг он внезапно осознал, что дух вошел в него.
Когда Кокочу пришел в себя, он приказал двум своим товарищам седлать лошадей. Они быстро поскакали в направлении стана Тэмуджина и перешли на рысь, только лишь завидя вдали несколько походных шатров и табун за ними.
Призрак по-прежнему находился в нем, но Кокочу сумел к этому времени подчинить его себе. Небольшой отряд, сопровождавший хана, ехал к шатрам. Сзади бежали собаки. На рукавице у хана сидел золотистый орел, а рука лежала в специальной рогульке, прикрепленной к седлу и предназначенной для поддержки тяжелой птицы.
Хан окликнул приближавшегося Кокочу.
— Приветствую тебя, брат Тэб-Тэнгри, — сказал Тэмуджин. — Мы охотились за стаей волков, которая загоняла моих лошадей. Моя птица и собаки быстро разделались с ними — теперь они уже не пообедают конским мясом.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказал Кокочу.
Тэмуджин вручил орла ближайшему спутнику и спешился. Спутник молча смотрел, как Тэмуджин повел Кокочу в шатер.
— Что там? — спросил Тэмуджин, когда они уселись у очага.
Кокочу смотрел на сводного брата, отметив про себя, что лицо того напряжено. То, что хан никогда не гонит его и не отказывается поговорить, — еще одна примета власти Кокочу.
— Я снова с тобой, — сказал Кокочу, но не своим голосом. — Я говорю с тобой через твоего шамана Тэб-Тэнгри. — Тэмуджин прищурил глаза и сделал знак, отгоняющий нечистую силу. — Ты хотел, чтобы я был на твоей стороне, даже если бы ты приказал меня убить, и я не забыл своего обещания тебе.
Тэмуджин вцепился в Кокочу.
— Не может быть…
— Я обещал следить за тобой, и вот я здесь, мой анда. Ты страстно пожелал, чтобы я снова стал твоим товарищем, и я пришел к тебе.
Кокочу понимал, почему дух был послан именно к нему. Только призрак такого человека мог сообразить, что хан привяжется к Кокочу еще сильнее.
— Джамуха! — воскликнул Тэмуджин.
Руки Джамухи обняли вцепившегося в него Тэмуджина.
— Я снова с тобой, анда Тэмуджин, как ты и хотел.
92
Оэлун с Бортэ сидели слева от трона Тэмуджина. К югу от большого балдахина, дававшего им тень, кольца юрт и кибиток простирались до самого горизонта, и сотни стреноженных лошадей паслись неподалеку от орды хана. Со всех краев, которыми правил теперь сын Оэлун, съехались нойоны, чтобы выслушать его повеления.
Ее мучили боли во время всего путешествия, но ради того, чтобы увидеть Тэмуджина, ставшего ханом всех племен, стоило претерпеть любые неудобства. Кумыс ослабил тупую боль в груди и более острые, пронзавшие порой ее внутренности. Соболиная шуба защищала ее от весеннего морозца. Сын созвал своих людей сюда, в ставку близ Онона, на курултай.
Оэлун вспомнила тот день, почти сорок лет тому назад, когда она впервые встретила Есугэя у реки. Отец Тэмуджина и представить себе не мог бы, какая слава будет у его сына.
Ходили слухи, что собрать курултай посоветовал хану Тэб-Тэнгри. Кости и звезды подсказали шаману, что духи хотят, чтобы Тэмуджин снова подтвердил свои ханские полномочия теперь, когда все племена покорились ему. Все нойоны собрались, чтобы поднять Чингисхана на белой кошме еще раз. Хорчи, Усун и другие шаманы возглавляли принесение лошади в жертву Небу, но именно Тэб-Тэнгри поднял туг с девятью белыми хвостами яков и провозгласил Тэмуджина ханом.