Повелитель железа (сборник)
Шрифт:
— От его укуса, — сказал доктор, любовно рассматривая маленькое чудовище, — умирают почти мгновенно…
Все вскочил в страхе.
— А вы уверены, что их еще там нет?
— Таких нет… а обычных довольно много…
— А от обычных что бывает?..
— О, — сказал профессор презрительно, — от них умирают дня в два, в три… Есть среди них настолько вялые и слабые типы, что от их укусов отделываются местною гангреною…
Пьер Ламуль заходил из угла в угол.
— Положительно, —
— О сеньоры, — раздался знакомый голос, — уверяю вас, что лучше «или»…
— Послушайте, сеньор Галавотти, — произнес Ламуль, — вы, очевидно, все знаете…
— Я знаю три четверти всего, — отвечал тот скромно, — но я знаю человека, который знает все…
— Ну, так слушайте… Вы не думайте в самом деле, что мы какие-нибудь воры… мы путешественники… Вот это знаменитый профессор географии, вот это лучший в Париже адвокат, это русский эмигрант, это нечто вроде французского короля, а сам я писатель… Мы едем с научною целью на один остров… остров Люлю… Вы знаете такой?..
— Если я не знаю, то это еще ничего не значит, ибо я. знаю человека, который все знает…
— Вы можете достать нам этого человека?
— Хоть сию же минуту… Позвольте…. минуту тишины, сеньоры.
Все прислушались. Снизу из-под пола донеслись странные звуки; казалось, что кто-то катает пустую бочку по железному листу и от времени до времени пускает в ход автомобильную сирену.
— Что это? — спросил Эбьен с некоторым страхом.
— Это, — отвечал Галавотти таинственно и восхищенно, — кривоглазый Пэдж поет вечерние псалмы…
В это время страшные звуки смолкли и прогремел выстрел.
— Он кончил петь, — воскликнул Галавотти, — пропев псалмы, он всегда палит из револьвера в пустую бутылку. Я сейчас приведу его, сеньоры…
— Зачем? Зачем? — в страхе закричали Валуа и Ламуль.
— Потому что, сеньоры, — отвечал Галавотти, — Пэдж и есть тот самый человек, который все знает!..
Все сидевшие в комнате почувствовали некоторый трепет, когда, ведомый Галавотти, появился на пороге человек казавшийся квадратным, столь широки были его плечи.
На огромном красном лице сверкал один глаз, другой был, по-видимому, давно выколот и заменен скорлупою грецкого ореха. Нос был приплюснут к правой щеке, а в огромной пасти, придерживаемая тремя темными зубами, торчала трубка. Удивительный человек этот, войдя в комнату, молча сел верхом на стул, Спиною ко всем присутствующим, и, казалось, задремал.
— Он не станет разговаривать, — шепнул Галавотти, — пока ему не дадут настоящий доллар.
— Что значит настоящий?
— Не фальшивый.
Пьер Ламуль дрожащими руками вынул доллар и дал его Галавотти, который, в. свою очередь, почтительно протянул его Пэджу. Тот взял бумажку, сунул ее в рот и жевал с минуту. Затем, вынув изо рта, расправил на ладони своим черным пальцем и посмотрел на свет. После этого он внезапно вырвал из-под себя стул, швырнул его в угол комнаты и, сжав кулаки и переваливаясь, подошел к Ламулю.
— В чем дело? — крикнул он таким густым басом, что казалось, в комнате кто-то заиграл на тромбоне.
Рибелло Галавотти, видя, что Ламуль от страха не в состоянии сказать ни слова, решил выступить сам:
— Сеньоры, — сказал он почтительно, — научные деятели и едут с высокою целью на остров Люлю… Они хотели бы знать, где находится этот остров и как до него добраться…
Пэдж поправил скорлупу в своем глазу и с необычайной ловкостью плюнул в окно так, что плевок его только слегка задел за ухо Роберта Валуа. Он долго молчал.
— А они, — наконец произнес он, — не шаромыжники…
— О, мистер Пэдж, это же все ученые люди… Это Колумб, это Архимед, это Шекспир, а это Эйнштейн…
Пэдж кивнул головою глубокомысленно:
— Я сам окончил воскресную школу, — прохрипел он. — Остров Люлю… Гм!..
— Расположен под 46-м градусом… — начал доктор Сигаль.
Мгновенно лицо Пэджа исказилось. Глаз его засверкал, голова втянулась в плечи, и не успели друзья опомниться, как доктор уже лежал на полу у противоположной стены, а Пэдж потирал ушибленный кулак.
— Будешь ты молчать, долговязая минога, — крикнул он, — когда говорит кривоносый Пэдж?… Или ты привык, чтоб тебе щекотали ребра вот этою игрушкою?
И он вынул из кармана огромный кольт.
— Ради бога, простите, мистер Пэдж, — забормотал Галавотти, — сеньоры не знали… они не нарочно…
— Пусть дадут мне еще один настоящий доллар.
Пожевав снова бумажку и поглядев ее на свет, он хватил кулаком по столу.
— Завтра, — крикнул он, — на закате! Едем! На остров Люлю. 100 долларов до, 100 во время и 100 по окончании… Никаких женщин с собою не брать… Повешу на рее вниз головой!.. Молчать!.. Не возражать! Шхуна «Агнесса»! Кто пошевельнет пальцем, тому прострелю кокос! Честное слово!
— Кокос — это голова, — шепнул Галавотти.
Сказав все это, Пэдж повернулся и, переваливаясь, удалился. После его ухода минуты две царило молчание.
Профессор тихо стонал, потирая ушибленную диафрагму.
Сам Галавотти был, казалось, немного подавлен.
— А если мы решим не ехать на остров Люлю? — спросил, наконец, Пьер Ламуль.
— Невозможно, — сказал Галавотти, покачав головою, — Пэдж больше всего ценит данное слово… Он перестреляет всех нас как куропаток.