Повелители лошадей

Кук Дэвид Чарльз

— Ты пожертвовал ими?

— Их забрал Тейлас. Я к ним не прикасался, — ответил Ямун.

— Из твоих пальцев вылетали пылающие голубые искры, — сказал Коджа, объясняя то, что он видел.

— Это была сила Тейласа, — ответил Ямун. Он повернулся и продолжил свой путь к Большой Юрте. Они, молча, продолжили путь по Кварабанду.

Наконец они вернулись к дверям царской юрты. Ямун распахнул створку и собирался шагнуть внутрь, когда Коджа остановил его.

— Пожалуйста, подожди, Великий Господин, — выпалил Коджа, едва соблюдая надлежащую вежливость.

Ямун остановился в дверном проеме, оглядываясь через плечо.

— Что тебе сказал Тейлас? — спросил Коджа, слегка кланяясь при этих словах.

Ямун посмотрел на священника. Легкая сардоническая улыбка скользнула по его лицу. — Он…

— Что он, прославленный Император Туйгана? — подсказал Коджа, не в силах подавить свое любопытство.

Ямун медленно посмотрел на небо и увидел звездный свет, видимый сквозь редеющие облака. — Он показал мне весь мир, священник, от великой воды на востоке до земель на западе. Я видел царство Шу Лунг и этот «Кор-мир», о котором ты говорил. Кахан, сверкая глазами, снова повернулся к священнику, но, казалось, сосредоточился на чем-то далеком. — Зеленые земли и леса, жаждущие завоевания — и все, что мне нужно сделать, это протянуть руку и забрать их.

Коджа отступил назад, когда Ямун заговорил. Голос кахана медленно нарастал по мере того, как военачальник видел, как его видение снова разворачивается перед его глазами.

— Тейлас обещал тебе все это? — со страхом решился Коджа.

— Тейлас ничего не обещает. Он только показал, что у меня может быть. Это зависит от меня, — холодно ответил Ямун. Вопрос священника потушил огонь в глазах Ямуна. — Я буду императором мира.

— Мир велик, и в нем много императоров, Кахан Ямун, — отметил Коджа. Священник дрожал в своих мокрых одеждах.

— Тогда я завоюю их, и они станут рабами моих ханов. Ямун слегка прислонился к дверному косяку юрты. — И ты расскажешь историю моей жизни.

— Что? Коджа ахнул от изумления.

— Ты напишешь историю моего правления. Я буду великим императором. Как мой историк, ты будешь почитаем многими людьми. Ямун вошел в юрту, и Коджа последовал за ним, продолжая спорить.

— Но... но, я всего лишь посланник, Великий Вождь. Наверняка должен быть кто-то получше меня.

Ночной страж, тот самый воин, который был в юрте, когда они уходили, подбежал к двери и опустился на одно колено рядом с каханом. — Великий Хан! — сказал он с удивленным облегчением. — Ты живой! Я скажу своим братьям, что ты благополучно вернулся.

— Ты останешься, пока я не отпущу тебя, — возразил Ямун, проходя мимо. — Коджа из Хазарии, ты напишешь историю моей жизни — начиная прямо с этого момента. Никто другой не подойдет для этого.

— Великий Господин, я служу Принцу Оганди. Это было бы неправильно. Коджа поспешил через юрту.

— Мне наплевать. Ты напишешь это, потому что ты мне нужен — кто еще напишет правду? Мать Баялун? Ее волшебники? Я бы им не доверил. Мои генералы? Они такие же, как я — они не знают этой магии письма. Ты... Он погрозил пальцем Кодже. — Тебе я доверяю.

И именно поэтому я выбираю тебя.

— Великий Господин Ямун, я очень польщен, но ты едва знаешь меня. У меня есть ответственность перед моим принцем. Я не могу служить тебе. Коджа осознал, что переплетает пальцы.

— Ты в моей юрте, на моей земле. Ты будешь делать то, что я скажу, — приказал Ямун. Он начал развязывать мокрый пояс вокруг своей талии.

— А если Принц Оганди прикажет мне иначе? — спросил Коджа, нервно выжимая воду из своих манжет.

— Тогда я разберусь с твоим принцем. Ямун говорил медленно, размеренно.

— Я верен Хазарии — настаивал Коджа, его горло пересохло от напряжения.

— Это не имеет значения. Я доверяю тебе. Больше об этом не может быть и речи. Ямун отбросил в сторону свой мокрый пояс и уселся на свой трон.

Коджа в отчаянии потер голову. Он был загнан в тупик. В отчаянии он попробовал другую уловку. — Разве у вашего народа нет поговорки о человеке, который говорит правду?

Ямун огляделся в поисках своего кубка с вином. — Человек, который говорит правду, должен держать одну ногу в стремени, — процитировал он. — Это хороший совет. Ты должен это помнить.

Коджа, наконец, сдался и высказал свое мнение. — Я не хочу быть твоим летописцем, Кахан Ямун.

— Я знаю.

— Тогда, почему ты заставляешь меня это делать? Зачем тебе нужен биограф?

— Потому что Тейлас показал, что я должен делать, — раздраженно ответил Ямун, стягивая один из своих промокших сапог.

— Но почему? Какая от меня тебе польза?

— Это больше не забавно, писец. Больше никаких споров, — отрезал Ямун, его голос стал громче. — Ты напишешь историю моих великих деяний, потому что я кахан Туйгана, и я говорю, что ты это сделаешь. У каждого короля и каждого императора есть кто-то, кто слагает о них песни. Ты напишешь обо мне. А теперь уходи, пока тебя не позовут! Ямун рывком стянул сапог и отбросил его в сторону.

Коджа чопорно вышел из палатки, отвесив лишь легкий поклон и повернувшись спиной к кахану при уходе. Полог палатки захлопнулся с мокрым хлопком.

После того, как священник ушел, Ямун сидел задумчивый, уставившись в свой стакан. Ветер со свистом врывался в небольшие щели в дымовом отверстии. Капли стекали по углам, где дождевая вода просочилась сквозь швы юрты.

После того, как ночной страж зашнуровал полог палатки, Ямун заговорил. — А ты что думаешь?

— Я, Великий Вождь? — удивленно спросил охранник.

— Что ты думаешь о хазарском священнике? — сказал Ямун, указывая на дверь.

— Это не мне говорить, Великий Повелитель, — промедлил стражник.

— Я спрашиваю, а это значит, что так оно и есть. Подойди ближе и ответь мне.

Напуганный каханом, воин нерешительно вышел вперед. — Благородный кахан, я прошу прощения за то, что говорю так смело, но я говорю, потому что ты так приказал. Иностранец ведет себя неуважительно.

— О, — прокомментировал Ямун, начиная стягивать второй сапог.