Повелители лошадей
Шрифт:
— А теперь, — мягко сказал Ямун, — я спас тебе жизнь. Военачальник отбросил камень в сторону.
Коджа не находил слов. — Я не в состоянии отплатить тебе за это, Великий Господин, — прошептал он, наконец. Дрожь пробежала по его телу. Его грудь казалась напряженной и стесненной.
Ямун широко улыбнулся, шрам на его губе придавал ему плотоядный оттенок. Его глаза оставались прищуренными и жесткими. — Посланник Хазарии, мне нужен новый писец. Последний писец оказался ненадежным.
Коджа болезненно сглотнул. — Ненадежным?
— Он забыл о своей верности.
Коджа вспомнил окровавленную
— Он сказал мне так, чтобы я услышал то, что хотели другие, — перебил его Ямун. — Итак, кому ты служишь?
Коджа заколебался от страха, затем сглотнул и ответил. — Принцу Оганди из Хазарии, Великий Вождь. И он закрыл глаза, ожидая удара.
— Ха! Хорошо! — взревел Ямун. — Если ты предашь своего настоящего господина, чтобы служить мне, на какую верность я могу рассчитывать? Он удовлетворенно хлопнул себя по бедру. — Но теперь ты окажешь услугу своему принцу, служа мне.
— Великий Хан, я…
Ямун пресек его протесты. — Твой принц приказал тебе узнать больше обо мне и моем народе, не так ли?
— Да, но как ты узнал? Испуганный тем, что его письма были найдены, Коджа боролся изо всех сил и, наконец, сумел сесть.
— Потому что это то, что я бы хотел, чтобы ты сделал, будь я на его месте. Теперь, как мой писец, ты будешь очень близок ко мне, и у тебя будет шанс многое узнать, не так ли? Ямун почесал свою грудь.
— Да, — нерешительно ответил Коджа.
— Хорошо. Решено. Ямун снова встал, потирая ноющую спину. Кахан повернулся и посмотрел в сторону юрт Кварабанда. — Ты познакомился со второй императрицей. Что ты о ней думаешь?
— Она... волевая, — ответил Коджа, тщательно подбирая слова.
Ямун фыркнул. — Я вижу, она пыталась что-то получить от тебя. Помни, она никогда не сдастся, и она могущественна. Большинство волшебников и шаманов прислушиваются к ее словам.
— Я буду помнить.
— Как с моим писцом, — продолжил Ямун, все еще глядя в сторону, — она может попытаться, добиться твоей благосклонности. Посмотри туда. Он повернулся и указал через маленький круг.
Коджа посмотрел туда, куда указывал Ямун, и увидел связанного пленника. До сих пор человек, в основном, молчал, если не считать легких стонов боли. Коджа едва смог узнать в нем всадника из своего эскорта. Ямун поднял руку, подавая сигнал своей охране. Двое мужчин вышли из рядов. Каждый нес большой плоский камень. Увидев их, пленник начал кричать и молить о пощаде. Не обращая внимания на его крики, мужчины принялись за работу.
Быстрым взмахом ножа охранники перерезали путы, удерживавшие одну ногу. Один человек быстро схватил жертву за ногу, вывернув лодыжку вверх, в то время как другой Кашик подсунул под нее камень. Пленник, все еще крича, попытался освободиться, но его крепко держали. Второй стражник поднял свой камень высоко над головой.
— Останови их, Кахан! — вскрикнул Коджа, когда понял, что охранник собирается разбить камнем. Усилие, которое потребовалось, чтобы крикнуть, вызвало у него мучительный приступ кашля.
— Стой! — скомандовал Ямун. Кашик опустил камень, который держал над головой.
— Почему они должны остановиться? — потребовал Ямун у Коджи, как только кашель прошел.
— Этот человек ничего не сделал.
— Почему нет? — возразил Ямун. — Он не смог защитить тебя. Следовательно, он должен быть наказан. По крайней мере, он будет жить. Его товарищи утоплены.
Разум Коджи, уже ослабевший от шока, был поражен словами Ямуна. — Это не его вина, что я пострадал. Я не допущу, чтобы ему причинили вред, — наконец убежденно сказал священник. Обессиленный, он откинулся на тюфяк.
Ямун посасывал щеку, слушая священника. — Ты просишь его жизни? — спросил дородный военачальник.
— Его жизнь? Да, я прошу, — ответил Коджа, лежа на спине.
Ямун посмотрел на пленника. Человек наблюдал за ними, его глаза были полны страха и ожидания. — Очень хорошо, священник. Согласно обычаю, я отдаю его тебе; он твой раб. Его зовут Ходж. Если он совершит какое-либо преступление, вы оба будете наказаны. Это тоже наш обычай.
— Я понимаю это, — заверил Коджа Ямуна, закрывая глаза.
— Хорошо. Теперь, что касается Баялун, она предположит, что ты верен мне. Она ненавидит меня, — сказал он, как ни в чем не бывало, — и поэтому она возненавидит тебя. Всегда помни, что я — это все, что стоит между ее гневом и тобой. Ямун дал знак стражникам освободить Ходжа, а затем ушел за своей лошадью.
Коджа наблюдал, как кахан отъезжает, когда подошли носильщики и взвалили его вместе с тюфяком себе на плечи. Всю обратную дорогу в Кварабанд священник, молча, читал свои молитвы, призывая Фуро защитить его, пока он, снова не увидит свой дом.
3. Молния
В течение четырех дней Коджа жил в специальной белой юрте, возведенной на окраине Кварабанда, сразу за границей мертвых от магии земель. Здесь он оставался на своем тюфяке, отдыхая и набираясь сил. Раз в день приходили шаманы, разворачивали свою белую ткань и раскладывали свои подношения богу Тейласу. Ударяя в свои барабаны и выкрикивая песнопения, они произносили заклинания, чтобы исцелить и укрепить его. Каждый день, после того как они уходили, Коджа погружался в глубокую концентрацию, молясь Фуро о силе и прощении. Хотя священник никому не говорил, он был подавлен, опасаясь, что Фуро и Просветленный будут избегать его за то, что он принял исцеление другого божества.
К четвертому дню лечения шаманы восхищались быстрым выздоровлением Коджи и гордились эффективностью своих заклинаний. По их мнению, Тейлас явно благоволил им, совершив исцеление этого иностранного священника. Шаманы рассказали кахану об этом чудесном прогрессе, объяснив, что священник должен быть каким-то особенным.
Четыре дня также дали Кодже время изучить качества своего нового слуги. Хотя Ходж был рабом, Коджа отказался обращаться с ним как с рабом, а вместо этого предоставил ему вольности и уверенность доверенного слуги. Ходж отреагировал на это, и, казалось, стал заботиться о своем новом хозяине. В первое утро Ходж заварил чай по обычаю Туйгана — густой, с молоком и солью. Коджа чуть не поперхнулся, и сразу же последовал урок заваривания чая. После этого Ходж заварил чай по Хазарски — густой, с маслом, — хотя и скорчил ужасную гримасу, подавая его своему хозяину.