Повелительница с клеймом рабыни
Шрифт:
– Встань, Милена. И подойди.
Я подчинилась, и демон указал мне на пустое кресло. Я села и внимательно посмотрела на Люцифера – его одежда и волосы были в идеальном порядке, лицо, как обычно не выражало эмоций, тёмные глаза были холодны, но мне почему-то показалось, что повелитель демонов выглядит уставшим. Похоже, у него было не меньше забот, чем у Ферокса.
– А теперь – рассказывай, – велел он. – С того момента, как покинула мой дворец, после Верховного совета.
Я немного помолчала, приводя мысли в порядок, вспоминая последовательность событий. И начала говорить. Я рассказывала обо всём, ничего не утаивая. Я уточняла любые подробности, какие хотел знать Люцифер. Чаще всего он спрашивал об Адалиссе. Я отвечала. Единственное, о чём я умолчала, это воспоминания Черной богини –
Мой рассказ занял около двух часов. Когда я закончила, Люцифер не смотрел на меня. Он отвел взгляд, и смотрел в чёрное небо за окном, о чём-то размышляя. Я откинулась на спинку кресла. Рассказывая, я, почему-то вспомнила одно из своих видений, то, что подкинула мне память Адалиссы. То самое, где Люцифер, только получивший власть над Преисподней, спрашивал Адалиссу, что случилось с её первыми детьми – Древними богами. Я вспоминала взгляд, каким демон смотрел на богиню.
«А ведь он любил её, – подумала я. – Действительно любил. Наверное, Чёрная богиня была единственной женщиной, которая смогла затронуть его сердце. А потом оставила, по какой-то своей прихоти сочинив небылицу, что без памяти влюбилась в другого. И после этого, Люцифер заковал себя в лёд. Каким был бы повелитель Преисподней, если бы Чёрная богиня не поступила с ним так – как с надоевшей игрушкой?».
Я отвлеклась от своих мыслей, взглянула на Люцифера, и вздрогнула. Он больше не смотрел в окно, он смотрел на меня. Каким-то очень пронзительным взглядом, под которым я невольно вжалась в спинку кресла. Я подумала, что он услышал мои мысли, и они ему не понравились.
– Повелитель? – неуверенно произнесла я.
Он резко поднялся, сделал шаг ко мне, и, схватив за руку, буквально выдернул из кресла. Я не успела ничего сказать – демон сжал пальцами мои скулы, наклонился и поцеловал в губы. Я замерла, ошарашенная столь резкой переменой его настроения. Поцелуй Люцифера был яростным, почти болезненным.
– Повелитель, – выдохнула я, когда его губы скользнули по моей шее.
– Молчи, – прорычал он, прижимая меня к себе.
«А ведь эта страсть предназначена не мне, – вдруг поняла я. – Он хочет Адалиссу. Женщину, которую уже никогда не сможет получить…».
Это странное, но я была уверенна, что верное, осознание, не повлияло на то, как моё тело отреагировало на прикосновения горячих рук мужчины. Мне оставалось только послушно поддаваться желанию Люцифера.
Уже намного позже, в спальне, лёжа на развороченной постели, он спросил меня:
– У тебя была возможность стать обладательницей величайшей силы, которую только можно представить. Силой демиургов. Почему же ты отказалась от неё, Милена?
– Я от неё и не отказывалась, повелитель, – я приподняла голову с подушки. – Я воспользовалась ею.
– Ты знаешь, о чём я говорю, – демон нахмурился. – Ты могла использовать её по-другому. Или, вообще, оставить себе. В последнем случае, ты могла бы стать самым могущественным существом в этих мирах. Ты могла бы править ими. Если бы ты не сделала богинь людьми, у тебя бы хватило силы победить Роалда, и сделать свою дочь полноценным демоном… И много ещё на что… А ты потратила всё, что тебе было дано, на то, чтобы наделить богинь бессмертными душами. Кроме того, ты теперь, навсегда, связана с Вратами Бездны и Древними. Оставшись демиургом, ты могла бы избежать этого. А теперь… Я сомневаюсь, что последнее доставит тебе удовольствие. По крайней мере, я на твоём месте быть бы не хотел. Как и любой бессмертный. Так, почему?
Я, в этот момент, мысленно представила себе весь тот ворох проблем, счастливой обладательницей которого стала бы, управляй я всеми мирами и расами, и содрогнулась.
– Тогда я ещё не знала, что буду связана с Вратами. Хотя… даже если бы и знала, то вряд ли бы это что-то изменило, – я села на кровати. – Сперва, для меня было важно только избавить Аккэлию от силы ключа. А потом… да, я тогда чувствовала, что могу абсолютно всё… что любое моё желание, тут же исполнится… У меня была в руках такая сила… Но, передо мной стояли две богини, пусть уже бесплотные, но это не меняло их сути. И я думала о том: «Как избавиться от угрозы, в лице Дайоны и Адалиссы?».
– Но они сами хотели уйти, – возразил Люцифер. – Тел у них не было, а свою силу отдали тебе. От них практически ничего не осталось.
Я усмехнулась, покачала головой:
– Это не так. Понимаете, повелитель, с силой демиургов я получила… – я на миг задумалась, как лучше сформулировать, – некое знание, в чистом виде. Оно позволило мне забрать суть ключа у дочери, и создать две души для богинь. Но… оно же мне дало понимание – чтобы ни случилось с их телами или с их силой, их суть навсегда осталась в этой Вселенной. Если бы я оставила их силу себе… то, в таком случае, всегда существовала бы возможность возвращения богинь. Рано или поздно, но это бы произошло. Кроме того, уйти хотела только Адалисса, Дайоне просто пришлось подчиниться сестре. А это только подтверждает то, что однажды Дайона захочет вернуться, и найдёт способ это сделать. И история, вполне, могла бы повториться, только уже с иным финалом – с победой Белой богини.
Чуть помолчав, я продолжила:
– Я не могла уничтожить суть богинь. Ведь они были урождёнными демиургами, а я лишь получила их силу. Магия в моих руках не обернулась бы против своих создателей. Но я могла изменить эту суть… Сделать её… конечной.
– И твой выбор пал на людей?
– Да, – я кивнула. – Пусть у них и не осталось бы той силы, что у них была, при перерождении, но я понимала, что делать их демонами или драконами – ошибка. В бессмертной жизни, рано или поздно, к ним могла вернуться память. И тогда… неизвестно, к чему бы это привело. А люди… Срок их жизни составляет всего восемьдесят-девяносто лет. За столь короткую жизнь сёстры даже ничего не вспомнят. И никто не сможет их найти, даже если сильно захочет. Этот вариант показался мне самым приемлемым. Конечно, если бы после этого, у меня бы что-то осталось из магии Дайоны и Адалиссы, я бы не оставила свою дочь… такой, какая она сейчас. Но этот проклятый ангел нарушил мои планы, – я снова испытала прилив ярости, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы успокоится. – Я ответила на ваш вопрос, повелитель?
– Да, вполне, – демон кивнул, о чём-то задумавшись.
Потом он поднялся с постели, прошёл к невысокому столику, у дальней стены спальни.
А я задумалась тоже. Всё то, что я озвучила Люциферу, было правдой. Но было и ещё кое-что, что заставило меня отказаться от силы демиургов. Ещё одно знание, полученное с силой демиурга. Адалисса сказала, что демиург должен быть одинок. Только он и его творение. И она была права. Едва получив силу демиургов, я была Миленой Кавэлли, демонессой-полукровкой, с могуществом, которое не должно было достаться мне. Но оставив силу себе, я стала бы меняться под её влиянием. Прошло бы совсем немного времени – сто, двести, пятьсот лет… И от Милены Кавэлли ничего бы не осталось. Был бы демиург, оберегающий доставшуюся ему по наследству Вселенную. Демиург не может любить ничего, кроме своих подопечных миров. Потому что любая другая любовь тут же войдёт в своеобразный диссонанс с любовью к творению, который будет разрушителен и для творения, и для творца, и для того, кто пробудил в нём постороннюю любовь. И богини это доказали своим примером. Оставь я силу себе, у Вселенной был бы демиург, но у моих детей не было бы матери, а у моего мужа – жены. Это была та самая плата, о которой я сказала Адалиссе, и которую я не готова была платить. Я не хотела терять себя, превратившись в сосуд могущества.
Фероксу я об этом рассказала, и он понял меня. Люциферу мне говорить об этом не хотелось.
– А Адалисса? – вдруг спросил демон, отвлекая меня от моих мыслей.
Демон вернулся к постели, неся в руках два бокала с густым, почти чёрным вином.
– Простите, повелитель?
– Адалисса не стремилась уничтожить Вселенную, в отличие от своей сестры. Если бы она осталась… неужели она не смогла бы контролировать Хаос? Не смогла бы продолжать существовать? – в голосе мужчины мне почудилось сожаление, но я быстро отмела эту мысль, как невозможную в принципе.