Поверженные барьеры
Шрифт:
— Я больше никогда не увижу папу? Я никогда больше не буду ездить на велосипеде? Никогда, никогда?
— Боюсь, что нет, — ответил Норман. — Но ты сказал, что будешь храбрым мальчиком. Ты ведь знаешь, такие вещи случаются.
— Я хотел бы снова покататься на его велосипеде, — безнадежно сказал Билли.
— Я дам тебе велосипед, — порывисто сказал Норман. — Он будет твой собственный. Он будет не такой большой, как у папы. Он, конечно, будет маленький, но ты сможешь ездить на нем.
Глаза Билли прояснились, хотя в них еще стояли слезы.
— Я не смогу ездить
— Ты сможешь кататься на нем в моем саду, — пообещал Норман. — Я дам тебе велосипед завтра.
— Ты в правду дашь мне велосипед? — сказал Билли, выискивая на его лице подтверждение этому удивительному обещанию. — Ты не забудешь?
— Не забуду, — сказал Норман, — ты получишь его завтра.
Они подъехали к парадному входу в Пэддокс. Как обычно, дворецкий и лакей ожидали машину у открытой двери, когда они остановились. Несмотря на профессиональную сдержанность, они не смогли скрыть выражение удивления на лице, когда Норман, выйдя из машины, взял на руки маленького мальчика и поставил его на землю.
Взяв Билли за руку, он пошел с ним в холл.
— Где леди Мелтон? — спросил он.
— Она в гостиной, сэр Норман. Мисс Алиса только что уехала.
Норман открыл дверь в гостиную и вошел. Карлотта стояла у окна глядя в сад. На ее лице было необычайно задумчивое выражение.
Когда дверь открылась, она повернулась и посмотрела на мужа. Сначала на него, а потом на оборванного ребенка, которого он держал за руку.
— Карлотта, — сказал Норман, — я привел первого гостя. Его зовут Билли.
Глава двадцать первая
Дождь лил, как из ведра, бил в оконное стекло, от порывов ветра занавеси раскачивались, как на качелях. Скай подбежала, чтобы закрыть окно, и стояла, глядя в опустевший двор.
Она была удручена и ощущала усталость. Бесконечное ожидание начинало действовать ей на нервы. Больше всего ее беспокоил Гектор. Она знала, что ему очень неприятно то положение, в которое они поставили себя. Ему казалось, что их любовь, не получившая благословения, оскорбляет ее. Никакие ее доказательства не могли изменить его убеждений, основанных на высочайших принципах. Хотя никто из них не считал это возможным, но преграда, стоящая между ними, в какой-то мере начала мешать их счастью. Когда они целовали друг друга и страсть объединяла их в экстазе счастья, они забывали о том, что это необычное положение вещей может длиться вечно. Ничто не изменилось в их отношениях с того первого дня, когда они целовались в тени сосновых деревьев.
— Я люблю тебя, — говорил Гектор. — Я люблю тебя, Скай.
— Я знаю, милый, — шептала она.
И все же, оттого что она любила его, она старалась не усиливать их взаимное влечение и страсть. Она пыталась не проявлять своих чувств, а вести легкий разговор, быть веселой и жизнерадостной. У них бывали небольшие ссоры, и хотя они тоже были частью их любви и не имели ни малейшего значения, все же, когда они целовали друг друга и расходились на ночь по своим комнатам, им было тяжело.
— Я напишу твоему дедушке, — однажды сказал Гектор, когда, казалось, он упорно штудировал какой-то медицинский трактат.
Скай взглянула на него, оторвавшись от шитья, и поняла, что и ему трудно сосредоточиться на чем-то, кроме непосредственной проблемы их совместной жизни.
— Это ничего не даст, — мягко ответила она.
— Я чувствую себя трусом, — сказал Гектор. — Я должен был пойти к нему. Ты убедила меня уехать с тобой на юг. Думаю, что я поступил неправильно.
Он с шумом закрыл книгу и встал.
— Я должен был поговорить с ним, — сказал он, шагая по комнате.
— Нет ничего такого, что ты можешь сказать и что не было уже сказано, — ответила Скай. — Он упрямый старик, но я верю, что рано или поздно он капитулирует. Он по-своему любит меня, и ему не хватает меня в Гленхолме.
Глядя в окно, она думала о Гленхолме. До того, как разразился дождь, весь день было жарко и душно, как обычно бывает в городах перед грозой.
Скай задыхалась. Она мечтала о свободе вересковых зарослей, о ветре, дующем с моря. Больше всего на свете ей хотелось быть вместе с Гектором в Шотландии. Они оба принадлежали ей. Они были счастливы среди природы, далекой от городской суеты. «Я неблагодарная, — говорила она себе. — Я так много получила. У меня есть Гектор, его любовь и наши надежды на будущее». Но она знала, что эти надежды становятся все более туманными из-за долгого ожидания.
Предположим, спрашивала она себя, дедушка не пойдет на мировую, сможет ли она тогда год за годом, любя Гектора, принимать его любовь и дружбу и не искать дальнейшей близости с ним? Она знала, что если в момент страсти и забвения они станут любовниками, он никогда не простит ни себе, ни ей. Несмотря на ум и интеллект, Гектор был несколько ограничен. Принципы и религия, в которых он был воспитан с детства, все еще владели им. Он не мог изменить им, какими бы ни были обстоятельства. Скай знала, что если бы Гектор захотел, она уехала бы с ним на край земли, не думая о том, жена она или любовница. Но он был другим. Он не пошел бы на компромисс, даже ради собственного счастья.
Маленькая гостиная была обставлена бедно, потому что Скай могла позволить себе очень небольшие расходы. Она получала пятьсот фунтов в год как карманные деньги и не могла трогать основной капитал. Несмотря на это, комната была веселой и светлой. Ситец с цветочным узором и коврики на полу, купленные на распродаже, говорили о хорошем вкусе.
— Мой дом, — громко сказала она, зная, что он никогда не будет их настоящим домом, пока она и Гектор не поженятся. Впервые с тех пор, как она встретила Гектора, Скай почувствовала, что мужество покидает ее. Она села в кресло. Слезы медленно покатились из глаз. Она пыталась остановить их, но слезы струились по щекам. Скай искала носовой платок, не в силах остановить рыдания. Из этого состояния ее вывел звук звонка. Она вскочила, вытерла глаза и пошла к двери. «Это булочник», — подумала она, пригладила волосы и еще раз вытерла глаза.