Повесть о детстве
Шрифт:
Моисей прошёл несколько шагов и вдруг повернул обратно. Увидев это, бабушка испуганно закричала:
— Сёма, беги скорее к нему! Пусть не возвращается. Это же плохая примета!
Сёма побежал.
— Слушай внимательно,— сказал ему Моисей.— У меня под подушкой лежит такой небольшой пакетик. Он мне будет нужен днём. Через час ты возьмёшь его и принесёшь к заводу. Я буду там. Не разворачивай и не показывай никому. Понял?
— Это я как раз понял,— смеясь, ответил Сёма.
— Ну вот, возьмёшь — и ко мне.
— Будь спокоен, Моисей, я знаю...
— А это не будет так, как с рублём?
— Тогда, Моисей, иди сам!—обидчиво сказал Сёма.
— Ну, ну, я пошутил. Я знаю — ты у нас молодец!
Моисей взвалил на плечи ящик и быстро пошёл к заводу.
Сёме было очень интересно знать, что лежит в этом пакетике. Он откинул в сторону подушку и ходил вокруг кровати с задумчивым видом, то и дело посматривая на пакет, завязанный серой тесёмкой. Устав ходить, он присел на кровать и принялся изучать свёрток со всех сторон, потом подбросил его на руке, потом приподнял, потом посмотрел на свет. Задали работу Старому Носу!
«А что, если я посмотрю,— подумал Сёма,— разве это будет грех? Во-первых, я в комнате один, а во-вторых, во-вторых...» Не придумав ничего, Сёма разозлился и рванул тесёмку — он увидел аккуратно сложенные листки бумаги. Всё остальное уже не интересовало его. «Подумаешь, счастье— бумага, и если бы ещё чистая, а то исписанная бумага». Равнодушно взглянув на листок, он прочёл первое слово: «Хавейрим» («Товарищи»), и презрительно сплюнул.
Вот если б он нашёл настоящую бомбу, это была бы красота! Говорят, что у ребе такая густая борода, что мыши путаются в ней, а один раз прыгнула кошка и та не смогла выбраться. Но ничего, бомба не запуталась бы в этом рыжем лесу. Она бы ему показала, что значит Сёма, она бы ему показала, старому дьяволу, она бы... Сёма расхрабрился и забегал по комнате. Он
строил планы мести самые дерзкие: закупорить ребе в бочку и бросить в воду, чтобы ветер гнал её от берега к берегу, облить ребе керосином и поджечь, удавить, утопить... Что ещё можно сделать?
— Ты забыл, что тебя ждут? Чем у тебя голова занята?
— Бабушка, не трогайте мою голову, — с досадой отмахнулся Сёма и, взяв пакет, вышел на улицу.
День выдался жаркий, жёлтая пыль кружилась над местечком, в домах были закрыты ставни: люди прятались от солнца. Посвистывая, Сёма побрёл к заводу. У дома Пейси Сёма ускорил шаг, но это не спасло его.
— Ау, Старый Нос!
— Что ты ещё хочешь?
— Ничего я не хочу. Можешь не задаваться.
— Ну, ну, ты молчи!
— Я не знаю, зачем ты ругаешься,— примиряюще сказал Пейся.— Хочешь яблоко? Смотри, какое яблоко.
Отказываться было глупо, и Сёма присел на камешек. Пейся, обрадованный тем, что нашёл наконец собеседника, принялся за своё:
— Папа вчера...
— Мясо царю,— хмуро перебил Сёма.— Знаю!
— Нет, совсем другое.
— Что другое?
— Папа ехал мимо речки и захотел руки помыть. Подошёл он к берегу и видит: боже мой, рыба идёт прямо-таки пластом. Что делает папа? Снимает картуз и окунает в воду. Вынимает — полный картуз рыбы, и какой! Тогда папа захотел покушать, раз рыба сама идёт. Он развёл костёр и стал варить уху.
— В чём же он варил? — недоверчиво спросил Сёма.
— Слушай дальше! — важно воскликнул Пейся, польщённый вниманием.— Он вспомнил, что в телеге есть кусочек воска. Он слепил из воска котёл и сварил в котле такую уху, что мир пе. видывал!..
— Вот и врёшь! Воск-то тает, дура! — перебил его Сёма и встал.
— Подумаешь! — нашёлся Пейся.— Воск тает! Папа развёл такой огонь, что вода вскипела раньше, чем растаял воск.
Сёма расхохотался: находчивость Вруна показалась ему забавной. И где только он подслушивает эти сказки, кто сочиняет их? Ай да Врун!
— Ну, расскажи ещё что-нибудь.
— Ты же не веришь, что я тебе буду даром рассказывать.
— Ладно, верю...— снисходительно сказал Сёма и зашагал.
— Я буду сегодня делать змея! — крикнул ему вдогонку Пейся.— Штук пять сделаю и выменяю.
— Сделай мне.
— Из пальца я тебе сделаю?
— Зачем? Зачем из пальца? Я бумаги достану! — крикнул Сёма, прижимая к груди свёрток.
— Достанешь, тогда и будет разговор! — деловито ответил Пейся.
Приятели расстались.
* * *
Моисей стоял у фабричных ворот. Ящик его был открыт — шла бойкая торговля.
— Молодой человек,— кричал Моисей,— вы торопитесь? Вы, может быть, идёте представляться родителям своей невесты? Остановитесь, на вашем костюме я вижу пятно. За один пятак я выведу ваше пятно, как будто его никогда не было на белом свете!
Он говорил весело и легко. И Сёма с удивлением заметил, что рабочие останавливались. Он не верил своим глазам, но Моисей торговал. И как быстро он орудовал пальцами: в два счёта завёртывал покупку и получал деньги. Как будто он всю жизнь выводил пятна! Как будто он всю жизнь продавал эти палочки! Прохожие останавливались. Десятки лет они носили засаленные пиджаки — и кто думал об этом? — а Моисей в две минуты убеждал их, что дальше так жить невозможно. Кто бы мог догадаться, что какие-то палочки — прибыльное дело?
Заметив Сёму, Моисей, продолжая весело покрикивать, поманил его к себе. Сёма подошёл.
— Принёс?
— А как же!
— Ну, стой здесь. Положи это дело сюда. Когда я тебе скажу: «Заверни», ты возьмёшь листочек и завернёшь. Но, если я тебе ничего не скажу, ты ничего не бери.
— А что я буду с этого иметь? — деловито спросил Сёма.
— Одну пятую с оборота,— засмеялся Моисей.— Как у Герша...
Дело пошло. Когда кончились палочки, принялись за чернильные порошки — они лежали в ящичке отдельно, в маленьких конвертиках... Рабочие выходили из фабричных ворот и, с любопытством глядя на ящик, останавливались подле Моисея.
— Завернуть! — приказывал Моисей.
И Сёма быстро упаковывал порошки, с восхищением глядя на своего партнёра.
— Откуда ты взял приказчика? — шутливо спрашивали покупатели у Моисея.
— Это сын Гольдина!
— Того Гольдина?
— Да, того.
И рабочие с любопытством всматривались в веснушчатое лицо Сёмы.
— Похож-таки на отца.
— Это будет видно,— улыбаясь, отвечал Моисей.
По пути домой Моисей спросил Сёму:
— Ну как, дружище?