Повесть о дружных
Шрифт:
Тетя Катя раньше состояла в артели портних и работала дома. Целый день она сидела и стрекотала машинкой. А как началась война,- отодвинула машинку в угол, накрыла ковриком и сказала:
– Будет! Будет мне девиц наряжать, надо дело делать, со всем народом армии помогать!
И пошла работать на военный завод. Она только все волновалась, как Марфут будет один оставаться.
– Ты уж, Танечка, заходи к нему раза два-три в день,- говорила она Тане,- а то он заскучает.
А чего ему скучать? Целый день лежит на
Тетя Катя только что пришла с утренней смены. Глаза у нее были красные, лицо усталое. Нагнувшись над столом, она ела холодную картошку.
– Тетя Катя,- сказала Таня,- у меня опять суп выкипел.
– Небось, книжку читала?
Таня молчала.
– Эх, Чижик, Чижик, когда ты научишься понимать, что всякое дело внимания требует? Ну, вот что, возиться мне с тобой некогда: я сейчас второй смене помогать иду. На обед вам по тарелке вашего супа хватит, а на вечер мой возьмешь. Я все равно до завтра не вернусь.
– Тетя Катя, вы же только что пришли с работы!
– Ну и что! Заказ есть? Есть! Фронтовой? Фронтовой! К сроку выполнить нужно.
Тетя Катя говорит, а сама завертывает в бумагу картошку, кусочек хлеба, щепотку соли, застегивает ватник и направляется к двери. Таня и Марфут остаются одни в квартире.
Теперь - за уроки.
Леночка пришла, когда Таня уже ложилась спать.
Таня быстро вскочила с кровати, накинула халатик, обняла Лену и озабоченно всмотрелась в ее лицо. Леночка была бледнее обычного, под глазами лежали темные тени.
– От папы письмо есть?
– спросила она сразу.
Таня отрицательно покачала головой и сказала торопливо:
– Завтра, наверное, будет. Обязательно будет. А ты почему так поздно, Леночка?
– Мы после занятий ходили разгружать дрова для госпиталя.
– Устала?
– Очень. И есть хочу.
Леночка поднимает крышку кастрюли и взглядывает на сестру. Таня краснеет.
– Это не весь суп,- говорит она скороговоркой,- вон там, в кастрюле, еще есть, больше тарелки.
И вот уже звезды зажглись за окном. Марфут вышел в коридор на вечернюю прогулку, погулял-погулял и ушел спать.
Прогудели заводские гудки на ночную смену. Лена сидит за столом и что-то чертит, а Таня вертится на кровати и не может заснуть.
– Леночка,- говорит она жалобно,- не могу заснуть.
– Потому что в десять лет нужно ложиться в десять часов, а сейчас уже первый час. Думай о чем-нибудь хорошем, тогда скорее заснешь.
– А о чем мне думать?
– Как война кончится, и папа вернется, и как тогда мы хорошо жить будем.
Таня старается об этом думать, но вместо этого в голову лезет всякая чепуха: огромный валенок, часы в снегу, Марфут прыгает через веревочку и вдруг начинает играть на арфе: "динь-дон-дон!"
Лена подсаживается на кровать и обнимает Таню.
– Чижик, послушай! Чижик, проснись! Приказ!
Таня
И в маленькой квартирке звучит знакомый всей стране голос диктора вестника радостных событий:
"Приказ верховного главнокомандующего генералу Малиновскому.
Войска Третьего Украинского фронта, форсировав реку Днепр в нижнем течении, заняли город Борислав и, развивая наступление, сегодня овладели городом Херсон..."
Обнявшись, слушают Таня и Лена. И вместе с ними слушают люди в соседних квартирах, рабочие на заводах, шахтеры в шахтах, раненые в госпиталях, бойцы на фронте, колхозники в занесенных снегом избах, узбеки под цветущим миндалем, партизаны в лесах Белоруссии, эвенки в кожаных чумах, казахи в степи, дагестанцы на высоких горах. По всей огромной стране десятки миллионов сердец, слушая слова приказа, бьются, как одно большое сердце.
Почему Леночка крутила косу
Как будто вчера еще снег лежал пушистым и белым ковром, легко прикрывая улицы, крыши, садики, а сегодня осел, почернел и стал похож на сахар, который долго валялся в кармане какого-нибудь мальчишки. Обтаял, загрязнился, покрылся копотью. А потом и совсем исчез.
Только кое-где под крылечками да в ямках отказывался таять.
Началась нехитрая северная весна.
Робко развернулись первые клейкие ласточки.
Сосны выпустили бледно-зеленые нежные свечки.
На улице в руках у девочек забелели подснежники. В садах запинькали зяблики в голубых шапочках на вертлявых головках.
По утрам на улицах появилось много народа: ждали газет. Не успевала расклейщица разгладить влажный лист, как вокруг него собиралась толпа. Читали жадно, делились радостью, гордились.
– Наши вышли к границам Румынии.
– Читали,- Крым освобожден полностью?
– Первая руда пришла из Криворожья...
– Реку-то какую наши перешли!
– Да... Нелегко, верно, было...
– А перешли!
Прочитав, быстро расходились на работу. Фронт требовал еще самолетов, еще танков, еще патронов... Дорога была каждая минута.
Полыхали огни завода. Не смолкал круглые сутки грохот цехов. Город был полон шумом напряженной работы, постоянной мыслью о фронте, верой в победу. Люди забывали о сне и отдыхе. Ночь, как и день, была полна труда.
Тетя Катя по нескольку дней не приходила с работы. А когда забегала помыться и отдохнуть, казалось, что не было в ней усталости: так ярко горели ее глаза, так звенел ее голос.
– Люди-то, люди у нас чудеса делают! Готовы совсем с работы не уходить. Всё хочется быстрей и быстрей, всё больше и больше дать фронту...
Тетя Катя говорила и вдруг засыпала на полуслове, склонив голову на руку. А поспав немного, умывалась холодной водой и снова бежала на свой завод.
* * *
У Тани кончился учебный год.