Повесть о дружных
Шрифт:
– На которой кровати эта синичка-то будет спать?
Таня смеется:
– Я? На этой... Только я - Чижик...
Таня уже совсем не боится Власьевны.
– Ну, все равно. Вот пол у нас по утрам холодный. Босыми ногами на пол ни-ни, а то, знаешь, со мной шутки плохи!
И Власьевна расстилает половичок у Таниной кровати.
– А это кто у вас? Еще сестра, что ли?
– Мама... только давно снято, девять лет тому назад.
Леночка смотрит в сторону, Власьевна понимает и не спрашивает больше о маме.
– А отец
– На фронте.
– Вот, вот, и у меня там двое.
Власьевна уходит и снова возвращается. В руках у нее два горшка огненных пышных гераней. Она ставит их на подоконники, и в комнате сразу делается нарядно.
Солнце уже встало из-за леса, острыми лучами бьет в окна, и цветы прозрачно пылают в лучах, как два небольших костра.
Но Тане не до красоты. Ей так хочется спать, что она то и дело таращит глаза и трет их кулаками. Леночка видит это, но, как всегда, неумолима.
– Сначала надо вымыться, переодеть белье, поесть, потом можешь спать.
И Тане приходится вымыться до пояса под смешным рукомойничком, переодеть белье, накинуть халатик.
– Пожалуйте кушать, чай готов,- зовет Власьевна.
В кухоньке тепло и уютно. Гудит печка. Шумит и свистит огромный самовар. Над чугуном с картошкой поднимается вкусный седой пар.
Таня ест рассыпчатую картошку, круто посоленную крупной солью, пьет горячий морковный чай, а в ушах у нее все время звучит: "пять, пять, спать, спать"; и домик начинает покачиваться, как телега на проселочной дороге. И она уже смутно слышит, как кто-то поднимает ее сильными руками, несет, укладывает на кровать и укрывает чем-то меховым и тяжелым.:
И Таня крепко засыпает на новом месте.
На горе
Таня просыпается. Солнце уже не заглядывает в комнату; оно ушло куда-то. Окна открыты, под легким ветром колышутся белые занавески. На тонком полотне вышита свадьба: кони с крутыми шеями и с хвостами, похожими на штопор; невеста с тоненькой-тоненькой талией, как песочные часы, и цветы в самых неожиданных местах: в зубах у коней, под ногами невесты и в облачном небе.
Лена спит, свернувшись комочком, на второй кровати.
В домике тишина.
А в окна вливаются всякие звуки: где-то истошным голосом кричит петух, сзывая кур. Издалека доносится песня, бухает и ухает молот в кузнице, мычат коровы. На подоконник сел воробушек, попрыгал, повертел головой направо-налево, клюнул что-то в горшке с цветком, недовольно чирикнул и улетел.
Власьевна входит в комнату.
– Вставать пора, засони! Ночь спать не будете. Уже солнышко долу клонится. Пойдем-ка, я вам школу покажу.
Школьная усадьба большущая, глазом не окинешь, стоит на холме, опоясалась низкой оградой. Под холмом - деревня. За ней огороды, поля, поля, а там дальше - луга; и льется по ним речушка, петляя, возвращаясь назад, и пропадает где-то в болотце.
А по другую сторону - все леса, леса, поднимаются на холмы и убегают вдаль.
– Ну, пойдем заглянем в классы,-
– Не стыдно бы такую школу и в город!
И правда, широкий-широкий коридор весь залит светом. Четыре больших окна распахнуты настежь. Четыре двери ведут в классы. В классах тоже светло и воздуха много. Окна выходят в молодой садик. В школе образцовый порядок, чистота. Пахнет вянущими еловыми ветками, положенными у порога, да свежевымытым полом. Тишина. Пустота. Каникулы.
Власьевне приятно восхищение Лены и Тани. Она с гордостью хозяйки водит их повсюду, отпирая двери ключами из бряцающей связки.
– Вот здесь у нас учительская. А тут вот учительница живет, Галина Владимировна. А здесь - кипятильник. Как же, надо ребятам зимой погреться, да и сырой воды в школе не полагается. Дома - это как хотят, а в школе должно быть все по правилам. Нравится школа?
– Очень!
– Лена хвалит искренне, и Власьевна с еще большей охотой рассказывает:
– Школу прежний заведующий строил, Иван Павлович. Сам за рабочими смотрел. Сельсовет все материалы выдал. А в районе заведующему сказали: "Стройте, Иван Павлович, получше". Он и старался.
– А где он теперь?
– На фронте, милая, на фронте. В один день с моими ушел. А мы вот нового заведующего ждем. Приедет со дня на день. Говорят, серьезная женщина.
– А еще кто учительницы?
– В первом классе Галина Владимировна,- Власьевна улыбается и машет рукой.- Веселая, все песни поет. С Украины к нам попала. Во втором самостоятельная женщина - Марья Петровна, в летах: уже десятый год здесь учительствует. Она здешняя, живет под горой в деревне. Семья у нее большая, хозяйство,- корова, а она одна... Мужа на фронте убили.
Власьевна запирает двери школы висячим замком.
– Колхоз-то у нас и был небольшой, всего тридцать пять дворов, но исправный. А теперь какие остались работники? Бабы да ребята. Стариков человек десять, им теперь и цены нет. Работают все с темна до темна, а все рук не хватает. Тут тебе сенокос, тут тебе и жать надо, тут и полоть, а там и картошка подоспеет! Трудновато!
– А школа чем помогает колхозу?
– Школьное дело - учиться,- сурово говорит Власьевна.- Вот тут у нас конюшня, лошади сейчас нет - колхозу отдали, а была. Тут сараюшки, амбарушки, вот огород.
Власьевна распахивает калиточку в ограде. Таня замирает от восторга. Она никогда в жизни не видела такого огорода и таких овощей. Когда-то на даче у нее была своя грядка с луком, два шага в длину, а один в ширину. Да и лук был какой-то хиленький, редкий. А тут грядки длинные-длинные, конца не видно. И чего только на них нет! И лук, и морковка, и брюква! И какие овощи! Ботва у картошки стелется по земле, у капусты листья как слоновые уши. Свекольник точно шелковый, блестит на солнце, переливается зеленым и красным, а на горохе цветы - словно белые мотыльки присели отдохнуть.