Повесть о граффах
Шрифт:
– Я тоже составлю вам компанию, если позволите. – В прихожую вышел Филипп.
Ид Харш перевел на него уставшие глаза.
– Вы один из Кроунроулов?
– Верно. Я – Филипп Кроунроул. И тоже проживаю в этом доме.
– У вас что, утреннее собрание? – усмехнулся Харш, что в теперешней ситуации было весьма неуместно.
– Вроде того. Могу я взглянуть на ордер?
– Пожалуйста.
Филипп взял из рук Ирвелин ордер. В течение минуты было слышно лишь слабое дребезжание цветочного холодильника.
– Все в порядке. – Он покосился на Ирвелин, а после повернулся
Хлопая бесцветными ресницами, Мира ничего не ответила. Ирвелин, Филипп, Ид Харш и двое желтых плащей отправились наверх, оставив блондинку пребывать в полном недоумении. И только когда их шаги стихли, она ожила и закрыла за ними дверь.
Ирвелин не могла определиться, была ли она рада Филиппу, который вызвался идти вместе с ней. Ее подводные камни вот-вот всплывут на поверхность, и она не уверена, что уже готова ими с кем-то делиться. Заранее перекинуться с Филиппом хотя бы парой слов у Ирвелин не получилось – Ид Харш шел прямо за ними и не спускал с их затылков глаз.
Если в квартире у Миры пахло розами, то в квартире у Ирвелин пахло замшей и средством для полировки. Утренние солнечные лучи только-только заглядывали в окна, создавая на оливковых стенах причудливые тени. Ид Харш без промедления дал указания своим офицерам, и они принялись за работу. Тот, кто повыше, отправился в ванную комнату, второй остался проверять гостиную. Оба желтых плаща были штурвалами, а потому весь обыск проходил с соблюдением строгих инструкций – без касаний личных вещей обыскиваемого: ящики выдвигались, кресла смещались, а двери открывались только по отдаленному взмаху рук.
– Мы можем поговорить за этим столом?
Оставаясь в шинели, Ид Харш сел за круглый стол и достал из-за пазухи папку, до отказа набитую какими-то бумагами. Ирвелин села напротив, а Филипп остался стоять поодаль, у прихожей.
– Вор Белого аурума до сих пор не пойман, – приступил к делу Харш. – И я полагаю, вы, Ирвелин, догадываетесь, для чего мы пришли сюда.
– Обыскать мою квартиру, – сказала Ирвелин ровным тоном.
Детектив смерил ее хмурым взглядом.
– Вчера, услышав вашу фамилию, я был озадачен. Я был уверен, что знал ее. Баулин. Она не выходила у меня из головы, пока во время шоу иллюзионистов мне не сообщили о краже Белого аурума. Ночью, когда мы обыскивали все залы дворца, я вновь вспомнил о вашей фамилии. – В то время как он говорил, его черные глаза сверлили лицо Ирвелин; они ждали реакции. К его разочарованию, никакой реакции он не наблюдал – Ирвелин слушала его с учтивым вниманием, которое граничило с равнодушием, будто детектив говорил не о ней, а о ком-то им обоим знакомом. – Госпожа Баулин, – Ид Харш усилил голос, – вашего отца зовут Емельян Баулин?
Ирвелин кивнула.
– Тринадцать лет назад ваш отец был депортирован из Граффеории за попытку хищения Белого аурума, ставшей первой попыткой кражи артефакта в истории. Верно?
Не дрогнув, Ирвелин снова кивнула, стараясь не думать о том, что у прихожей стоит Филипп и слышит каждое слово. Сверившись с документами, Ид Харш продолжал с холодной беспристрастностью:
– Тогда, тринадцать лет назад, из Граффеории вы уехали всей семьей: вы, ваш отец и ваша мать. Верно?
Кивок.
– Четыре дня назад, в эту среду, прямо перед Днем Ола вы вернулись в Граффеорию. Одна. Верно?
Кивок.
– А в сам День Ола вы присутствовали на ковровом приеме в Мартовском дворце. И здесь я вынужден уточнить – каким образом вы прошли на прием?
– Здесь виноват я, – вмешался Филипп. – В моем распоряжении было несколько билетов, и один из них я отдал Ирвелин.
Ид Харш обернулся, выказывая недовольство вмешательству постороннего лица.
– Это так, госпожа Баулин? – затылком спросил он.
– Так, – подтвердила Ирвелин, избегая взглядом Филиппа.
Детектив вернулся вниманием к ней и откашлялся в кулак.
– Хорошо, допустим. – Он сделал запись. – Далее. Какую цель вы, Ирвелин, преследуете, вернувшись в Граффеорию спустя столько лет?
– Самую безобидную. Я – графф по рождению и желаю жить на своей родине.
– Значит, вы утверждаете, что вчера Белый аурум был украден не вами?
– Не мной.
Было видно, что невозмутимый тон, с которым Ирвелин отвечала на вопросы, накалил утомленный рассудок детектива добела. Он учащенно дышал и бросал молнии всюду, куда попадал его взгляд.
– С пианино прошу быть аккуратней, – сказала Ирвелин, заметив, как желтый плащ поднял его крышку рассеянным взмахом. – Инструмент довольно старый, струны у него хрупкие.
Замерев, офицер с немым вопросом посмотрел на своего начальника.
– Не беспокойтесь, Ирвелин. Ваше имущество сохранится в целостности, – произнес Ид Харш чопорно и знаком дал офицеру разрешение продолжать.
Далее последовал ряд скучных вопросов. Где эти тринадцать лет семья Ирвелин проживала, где Ирвелин училась и кем работали ее родители за границей. Когда напротив каждого вопроса была проставлена галочка, детектив захлопнул папку.
– И последний вопрос. Как вы, госпожа Баулин, относитесь к поступку вашего отца тринадцатилетней давности?
– Разве мое отношение может каким-то образом помочь следствию?
– Все зависит от вашего ответа.
Значит, от ее ответа зависело, поставят ли ее имя в один ряд с именами других подозреваемых. Долго размышлять Ирвелин не пришлось.
– Я не осуждаю отца. Свой поступок он совершил без злого умысла.
Ид Харш отреагировал на ее ответ с чем-то наподобие хитрой усмешки.
– Получается, и в действиях вчерашнего вора не было злого умысла?
– Этого я знать не могу, – утвердила Ирвелин.
Они долго переглядывались, прежде чем Ид Харш обратился к желтым плащам.
– Ребята, нашли что-нибудь?
– Ничего, детектив, – откликнулся из спальни первый, а второй вышел с балкона и солидарно замотал головой.
– Тогда уходим. Здесь мы закончили.
Вернув бумаги за пазуху, Харш грузно поднялся.
– А как самочувствие у дворцового отражателя, на которого вчера напали? – спросила Ирвелин. Сыщик посмотрел на нее не то с изумлением, не то с досадой.