Повесть о граффах
Шрифт:
– Мира, угомонись! – резко оборвал ее Филипп.
Продолжая тяжело дышать, Мира замотала кудрявой головой от одного к другому:
– Вы что, не понимаете? Все сходится!
Поведение Миры ввело Ирвелин в оцепенение. Второй раз за это утро ее обвиняли в деянии, которого она не совершала.
– Ни я, ни мой папа ко вчерашнему преступлению отношения не имеем, – стараясь сохранить достоинство, произнесла Ирвелин спокойно.
Мира взглянула на нее с откровенным недоверием.
– Не слишком ли много совпадений, Ирвелин? Ты вернулась сюда, в Граффеорию, а спустя три дня из Мартовского дворца исчезает Белый аурум!
– Ты рассуждаешь
– Неудивительно, Филипп, ведь по-другому здесь рассуждать сложно, – парировала Мира. – И зачем только было актерствовать, Ирвелин? Сегодня утром, когда мы показали тебе камень?!
– Мне кажется, Ирвелин не похожа на человека, который способен на подобное, – заявил Филипп, но в его голосе сквозило едва уловимым сомнением.
– Филипп! Она дочь преступника!
Восклицание Миры отскочило от стен и больно ударило прямо Ирвелин в уши. Никак не унимаясь, Мира кинулась к левитанту:
– А ты что думаешь, Август?
Август продолжал сидеть за столом, держа в руке надкусанный пряник. Услышав вопрос Миры, он, замешкавшись, посмотрел на Ирвелин.
– Я не знаю, – сказал он и отвернулся. – Совпадений и правда много.
Все наконец затихли, включая вспыльчивость Миры. Сам воздух в мастерской переменился. Близился полдень, хотя казалось, что дело вовсю шло к вечеру.
– Думаю, мне лучше уйти.
Игнорируя взгляды граффов, Ирвелин направилась к выходу.
– А что нам прикажешь делать с Белым аурумом? – крикнула ей вслед Мира.
Ирвелин притормозила и, не оборачиваясь, холодно произнесла:
– Быть может, это всего лишь сувенир. А если нет, то пора бы его вернуть в распоряжение королевства.
И она ушла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Глава 7. Неожиданная услуга
Прошло три недели, и теплый сентябрь уступил промозглому октябрю. Полицейские Граффеории больше не беспокоили Ирвелин, равно как и вести о дальнейшей судьбе Белого аурума. Ни по новостям, которые девушка слушала каждый день по радиоприемнику, ни по подслушанным разговорам в кофейнях, куда она частенько заглядывала, нигде она не встретила о Белом ауруме и малюсенького упоминания. Газеты тоже оставляли в неведении, даже самый популярный еженедельный журнал королевства «Упрямый карандаш», в котором, по уверениям представителей издания, публиковалась исключительно правда, и то сохранял молчание. Дар отражателя, который Ирвелин исправно проверяла каждое утро, был при ней, и Ирвелин сделала вывод, что Белый аурум был найден и благополучно возвращен в Мартовский дворец.
Филиппа и Миру Ирвелин не встречала все три недели. Лишь однажды, в последних числах сентября, выходя в парадную, Ирвелин узнала голос Миры – та с кем-то попрощалась и хлопнула дверью. А вот Август однажды к ней стучался, но Ирвелин, увидев его виноватую физиономию через глазок, дверь не открыла.
В эти осенние одинокие дни Ирвелин удалось сделать кое-что полезное. Во-первых, она внесла плату за телефонную связь, и отныне Ирвелин, как современный человек (по меркам Граффеории, разумеется), могла созваниваться с родителями прямо из дома. Во-вторых, она наконец исполнила волю своей матери.
На второй неделе в Граффеории любимый рюкзак Ирвелин начал испускать последний дух: ткань его износилась, карманы выворачивались наизнанку, пуговиц не хватало, а внутренности пропахли однажды пролитым кефиром. Без рюкзака Ирвелин не представляла жизни, и зрелище, представшее перед глазами, чрезвычайно ее расстраивало. Спустя неделю тщетных попыток заштопать старый рюкзак Ирвелин со скорбью на сердце приняла решение покупать новый. Кошелек ее изо дня в день становился все легче, а горизонт на предмет привлекательных вакансий оставался чистым. Не сказать что Ирвелин обременяла себя активным поиском работы, скорее, она надеялась, что подходящий вариант сам со дня на день появится перед ней. Однако дни шли, звон монет становился скуднее, а рюкзак после очередного выхода запросил каши.
«Выбора у меня нет», – подумала Ирвелин в оправдание своему поступку и закрутила шестеренку на телефоне.
– Дугли Дуглифф слушает, – раздался приятный баритон на другом конце провода.
– Здравствуйте, господин Дуглифф…
Ирвелин запнулась.
– Чем могу быть полезен? Только прошу, говорите порасторопнее, у меня репетиция.
– Вас беспокоит Ирвелин. Ирвелин Баулин.
– Кто?
– Дочь Агаты Баулин.
Пару секунд заведующий театром комедии лишь размеренно дышал.
– А, Агата! Помню-помню, – услышала Ирвелин и немного расслабилась. – Как у нее дела? Она танцует или уже отложила практику?
– Мама больше не танцует, – произнесла Ирвелин, не зная, стоит ли рассказывать подробнее. Решив, что не стоит, она заторопилась перейти к делу: – Мама сообщила мне, что в вашем театре есть свободная вакансия младшего пианиста. – Господин Дуглифф промолчал, и Ирвелин, теряя к себе последнее уважение, добавила: – Я – классифицированный пианист, закончила училище по классу фортепиано. Я отражатель. И… эм-м… не так давно я переехала жить в Граффеорию и сейчас нахожусь в поиске работы.
Неловкость сковала ей голос, делая его писклявым. Никогда раньше Ирвелин не приходилось куда-либо напрашиваться.
– Конечно, я готова пройти прослушивание…
Дугли Дуглифф перебил ее:
– Госпожа Баулин, для меня не подлежит сомнению, что с дочерью столь талантливого граффа, как Агата Баулин, будет приятно иметь дело. Однако в моем театре в нынешнее время весь штат полностью укомплектован.
– А когда место может освободиться?
– Право, такое сложно предугадать, – пропел он. – Я ничем не могу вам помочь, госпожа, и вынужден сейчас откланяться. Передавайте мое почтение вашей маме. До свидания! – И бросил трубку, не дав Ирвелин попрощаться в ответ.
Что ж, в этом были и определенные плюсы. Во-первых, Ирвелин не будет мучить себя работой в ненавистных оркестрах, а во-вторых, ей представилась отличная возможность сообщить матери о том, что ее обожаемому господину Дуглиффу она звонила, узнавала, выпрашивала и молила, но, к своему глубочайшему сожалению, получила четкий и неопровержимый отказ.
А теперь стоит упомянуть об еще одном полезном деле, которое Ирвелин удалось провернуть в последние три недели, пусть и совершенно случайно. Когда Ирвелин вернулась в Граффеорию, она была рада пополнить ряды любопытных завсегдатаев, повсеместно блуждающих от одного заведения к другому. Придорожные таверны, кондитерские, знаменитые бары набережной – ничто не ускользало от ее пытливого аппетита. А все потому, что в число страстей Ирвелин входило оно – наблюдение. Ей нравилось занимать столик в дальнем углу заведения и, притаившись за прозрачной броней отражателя (не дай Великий Ол кто-нибудь к ней подсядет!), с упоением наблюдать за рутинной жизнью граффов.