Повесть о монахе и безбожнике
Шрифт:
– Стена и стена, а за ней что? Может за ней уже и ни леса, ни болота?
Мысль показалась удивительно правильной. Он даже удивился, как это не пришло ему в голову раньше.
Ничуть не сомневаясь в том, что лес за Стеною все-таки есть он начал искать глазами дерево повыше, чтоб поднявшись на него определить: есть ли конец у этой Стены.
Немного спустя путники вышли на поляну, сплошь устланную синеватыми зарослями "усни травы". На другом краю поляны в небо возносились храмовые деревья.
– Отдохнем?
– спросил Шумон.
– И подкрепимся!
– брат Така бросил на землю порядком раздувшийся мешок. Карха воздвигнув стену и повалив деревья, позаботился в неизреченной милости своей об их пропитании.
– Хорошо. Только сначала...- Шумон кивнул в сторону деревьев. Монах все понял без слов.
Скинув рясу, Младший Брат полез на серый, залепленный лишайником ствол, возвышающийся над окрестностями. Шумон с травинкой во рту наблюдал за ним. Монах, с проворством голодного жука, быстро лез по стволу вверх, туда, где в небо поднимались самые сочные листья. Оттуда сыпались ветки, сухой мусор.
– Ты что там, гнездо вьешь?
– нетерпеливо крикнул Шумон.
– Рассказывай, что видишь.
– Болото на месте. Пахнет, -откликнулся монах.
– Драконы!
В том, что болото осталось на прежнем на месте Шумон не сомневался. Другое интересовало его сейчас.
– Посмотри на Стену. Есть ли где-нибудь проход?
Монах молчал долго. Снизу книжник видел как он вертит головой, пытаясь что-то разглядеть.
– Нет, - наконец донеслось сверху.
– Прохода не вижу.
– Та-а-ак, - выдохнул безбожник. У него оставалась надежда на слабость зрения монаха.
– Эй, брат, -окликнул он его и подняв два пальца спросил.
– Сколько пальцев?
– Два, - донеслось сверху.
Шумон в расстройстве сел на землю. Зрение у монаха оказалось как у птицы. Вскоре к нему присоединился и Младший Брат. Он тяжело дышал, горела оцарапанная щека, а порты измазаны свежей зеленью.
– По-моему стена вокруг всего болота.
– А со стороны альригийцев?
– И там тоже.
– Что делать будем?
– спросил Шумон.
– Дальше пойдем, - беззаботно, словно это было само собой разумеющимся, сказал монах.
– Тень Кархи над нами. Я верю в это.
Он плеснул из фляги воды в ладонь и ополоснул лицо.
– Там впереди трех поприщах что-то вроде большой поляны и развалины какие-то. Посмотреть бы надо.
Шумон согласился. Пока у него не возникло своих идей, он мог довольствоваться идеями Младшего Брата.
Подкрепившись, они продолжили свой путь вдоль стены. Деревья становились все ниже и вскоре над зеленой полосой листьев они увидели голубую полоску неба. Стволы уже не загораживали панораму и позволяли путникам видеть вперед шагов на двести. Увиденное ошеломило Шумона.
– Город?
– удивленно сказал он.
– В этой глуши?
Дурбанский лес.
Развалины "Города Справедливости".
Путники миновали разрушенную стену.
Лес уже крепко вцепился в отобранный у него когда-то людьми клочок земли, однако остовы домов и остатки мощеных камнем улиц сопротивлялись его нашествию.
То, что когда-то называлось дорогой, вывело их на широкую поляну, поросшую подлеском, когда-то, видимо, бывшей центральной площадью.
Шумон остановился, огляделся.
Трудно сказать, кто кому помогал в разрушении города - то ли время людям, то ли наоборот, но одно ему было совершенно ясно: оба этих разрушающих начала соединились здесь, чтоб уничтожить его. Монах смотрел по сторонам хмуро, словно любопытство сыграло с ним скверную шутку, заведя его в это место. Осмотрев ближайшие развалины, он мрачно сообщил:
– Плохое место. Проклятое.
Не оборачиваясь - развалины казались куда интереснее монаха - Шумон спросил:
– Ты знаешь что это?
– Похоже, что да, - кивнул монах.
– Город Справедливости. Гнездо ереси Просветленного Арги. Воистину гнездо Дьявола!
Вот это новость! О городе ходили разные слухи, то толком никто ничего не знал.
– Да ну?
– Засеку помнишь? И засека и город так же их рук дело.
В словах брата Таки Шумон не уловил осуждения. Давно сгинувшие люди вложили во все это свои силы и ум, и не смотря на то, что титанический, хотя и оказавшийся бесполезным труд, пошел прахом, он все равно внушал уважение.
Разобравшись с городищем, экс-библиотекарь повернулся к Стене. В этом месте она теряла свою идеальную прямизну и обходила развалины по широкой дуге, словно понимая, что пройди она иначе, люди, когда-то жившие в этих домах, могут обидеться. Шумон смотрел на изгиб как зачарованный. Он говорит ему о многом. Стена не появилась сама собой. Стену поставил кто-то, кто мог отличить развалины человеческого жилья от простой груды бревен.
Заходящее солнце скатывалось за Стену, погружая людей и развалины в темноту. Еще несколько мгновений оно заливало лиловым светом, прошившим Стену насквозь, а потом увязло в болоте. Пользуясь последними мгновеньями дня, путники собрали кучу хвороста, и затащили её в полуразрушенное каменное здание, поднятое над площадью на ступенчатом постаменте.
К предложению Шумона заночевать в развалинах монах отнесся очень неодобрительно, однако безбожник просто не стал слушать возражений монаха. На все его просьбы уйти из города он отвечал успокаивающим похлопыванием по плечу, и монаху пришлось смириться.
Пока Шумон возился с костром, тот с особым тщанием несколько раз оплясал место ночлега, совершив вечернюю и охранительную пляски.
Когда он закончил, Шумон, готовивший вечернюю трапезу спросил:
– Ты что-то словно не в себе? Случилось что?