Повесть о монахе и безбожнике
Шрифт:
– Плохое место, - угрюмо в который уж раз, повторил монах.
– Очень плохое. Дьявольским следом помечено! Зря мы здесь.
Не принимавший всерьез настроение монаха Шумон усадил его около костра.
– "Рука его над нами",- напомнил Шумон.
– Чего же ты боишься?
Он засмеялся.
– Приведений?
– А хотя бы и их, - прищурив глаза, ответил монах. Посмотрев на младшего Брата, Шумон понял, что его спутника беспокоит нечто более реальное, нежели призраки. Он посерьёзнел.
– Так чего же ты боишься?
– Людей.
Шумон невольно оглянулся.
– Людей, людей, - подтвердил монах.
– Живых приверженцев Просветленного.
– Здесь?
– Именно здесь. Где же им быть как не тут? "Муха ведь всегда там, где смердит".
– Ты выражаешься как поэт.
– Это не я. Это Брат Фега "Свет и Сияние".
– Какие мухи? Тут ни мух, ни душ, ни тел, - удивился безбожник.
– Ты же сам видишь - развалины пусты.
Брат Така с сожалением посмотрел на товарища.
– Пусты...
– передразнил он.
– Я этих людей в деле видел. Ты на него сядешь и не заметишь. Рукой схватишь - а он из руки как вода вытечет...
Темнота быстро накрыла город. Менять место ночлега теперь казалось опаснее, нежели оставаться на месте, и брат Така махнул рукой.
– Просветленный очень силу да умение за себя постоять в людях ценил. Сам в этом деле большого мастерства достиг и приверженцев себе таких же подбирал.
Ты думаешь, легко им удалось Гэйль на копьё взять? Да без людей Просветленного эта толпа огородников и к стенам-то не подошла бы. Это уж потом, когда Император кавалерию прислал, тогда уж умелец на умельца пошел. Фермеры-то разбежались, а Просветленный со своими в лес отошел. Вот тогда они и показали чего стоят. Я до этого места не дошел, - монах улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное.
– Мне еще в монастыре голову проломили. Но уж того чего я там насмотрелся - не забуду.
Шумон слушал и кивал.
При Императорском дворе, отличавшемся большой веротерпимостью, (Император считал себя человеком далеким от вопросов веры) ему приходилось встречаться и с приверженцами Просветленного Арги, а одного из них (Эрмитриона, счетовода Императорской библиотеки) он даже знал лично.
Эрмитрион выглядел как небольшой и тощий мужичок, уже в годах и никак не походил на тех безжалостных и умудренных в единоборстве пробивателей монашеских голов, столь живо обрисованных братом Такой.
– И что же все они такие были?
– спросил Шумон, держа в памяти щуплую фигурку Эрмитриона.
– Все, - подтвердил брат Така и тут же поправился.
– Тех, кого я видел - все!
Шумон расхохотался.
– Я тоже знал одного просветленного.
Монах вопросительно поднял брови.
– На него сядешь - переломится, рукой сожмешь- не вода польется, а труха посыплется.
Монах не обиделся на недоверие Шумона, только сказал:
– Ну, это твоё счастье. Мне другие попадались... Тут где-то, кстати, место одно есть. Подземелье. Там он...
– Подземелье?
– насторожился книжник.
– Да. Подземелье. Просветленный там своих людей испытывал.
– Откуда ты знаешь об этом?
– спросил Шумон.
– Рассказывали люди, - неопределенно ответил монах.
– Они его называли "Ходом 12 смертей". Кто его проходил, того Просветленный особо выделял. Так они...
– А что там, в подземелье?
– Никто не знает.
– Так уж и никто?
– усмехнулся безбожник.
– До чего ж люди одинаково устроены, хоть дураки, хоть умные...
– одобрительно кивнул монах.
– Когда мне об этом рассказали, я точь-в-точь так же спросил.
– И что же?
– Отвечу тебе, как мне ответили: кто не ходил - не знает, а кто прошел или там остался - не скажет.
Шумон потер рукой лоб.
Рассказ монаха, при всей его вздорности нес в себе зерно здравого смысла. Если конечно, был правдив, то он давал им еще одну возможность (кроме ворот и Божьей милости) попасть за Стену.
– Как считаешь, чтоб от двенадцати смертей увернуться места много нужно? А?
Задумчиво спросил безбожник. Младший Брат медленно кивнул, представив себе тоже, что и безбожник - подземный ход, начинавшийся в городе и уходящий за Стену.
– А не боишься среди чужих смертей на свою наткнуться? Сразу двенадцать штук - не шутка.
Шумон серьезно возразил:
– А я и с одной шутить бы не стал...
Монах посмотрел на него внимательнее, словно пытался разглядеть то, что не удосужился разглядеть раньше.
– Слабоват ты для этого дела... У Просветленного там молодцы ходили - не чета тебе.
Шумон отчего-то почувствовал обиду.
– Это я им не чета,
Он выразительно постучал себя по высокому лбу.
– Пять лет прошло все-таки. Если там и вправду что-то было, то уж истлело давно.
Монах неопределенно пожал плечами.
– Я так понимаю, что мы просто так через Стену не переберемся. Не для того ее строили, чтоб запросто туда любой мог попасть. Разве только подкоп сделаем... А вот если этот ход еще цел, то все возможно...
Дурбанский лес.
Город Справедливости.
Колодец.
Все следующее утро они осматривали развалины, отыскивая вход в подземелье. Ни тот ни другой не представляли где тот может находится и как выглядеть поэтому немудрено, что хотя его никто не прятал отыскали они его только к тогда, когда солнце уже съехало вниз, пройдя почти две трети положенного ежедневного пути. Бестолковые эти поиски приведи их в подвал одного из разрушенных зданий, где они и обнаружили выложенный камнем колодец. По его стенам, растворявшимся в негостеприимной темноте, спиралью уходили вниз опоясывающие его выступы - ступени. Вокруг колодца Шумон насчитал двенадцать круглых камней. По каменному полу, откуда-то из темноты, тек прозрачный ручеёк. Он скользил между обломками камней вспыхивал яркими бликами в одиноком солнечном луче, пробившимся через разбитые перекрытия и стекал в темноту колодца. Где-то глубоко внизу вода разбивалась о камни. Шум возвращался назад в подвал, наполняя его глухим угрожающим бормотанием. Увидев ручей брат Така ухватил Шумона за руку и сказал торжественно:
– Вот он. Знак!
– Посмотрим, посмотрим, - ответил Шумон, озабоченный открывающимися перспективами.
Темнота не сулила ничего приятного, да Шумон и не ждал от неё ничего доброго. Выйдя из монастырского подвала, он с осторожностью относился к любому месту, напоминавшему хотя бы и отдаленно, столь не любезное его сердцу подземелье.
Привязав веревку к обломку столба, словно пенёк торчавшему рядом с колодцем, экс-библиотекарь начал спускаться вниз. Из колодца тянуло холодом. Несильный сквозняк поднимал снизу запах сырости и тления.