Повесть о полках Богунском и Таращанском
Шрифт:
И сейчас, оглядывая в бинокль незнакомую местность и ожидая от нее всяких неожиданностей и фокусов, батько вдруг почему-то подумал, глядя в сторону Млынова, что не с этой стороны появится Кочубей или Кабула, а с обратной — с той, что вот уже час как находится под жесточайшим обстрелом артиллерии.
— А ну, прекрати огонь! — махнул батько условно рукой, как бы притушивая ею огонь. — Слушай, кум Антон, а ведь чего мы, собственно, снаряды портим? Никакого черта кругом нету. Белополяка не то что в Радзивиллове, а, пожалуй, и в Бродах нет. Он сейчас уже во Львове молится в костеле, чтоб красные черта не подсмолили ему зад. Давай швидко — тихо, без единого выстрела,
— Крута, швыдче, Гаврило!.. — крикнул он добродушно машинисту и, усевшись на башне, стал оглядывать местность уже не в бинокль, а из-под ладони.
Каково же было его изумление, когда к нему по крутому скату брони по чугунной лесенке влез сам Денис Кочубей и расхохотался.
— Фу ты, дьявол! — отплюнулся батько. — Чуяло сердце! Знал я, что ты штукарь партизан, ну на такую шутку не надеялся! Откуда ж ты взялся, бисова дытына!
— Да я ж в той будке сидел, возле которой ты полчаса стоял, занятый стрельбой из-за прикрытия; с разведкой связистов сидел — ждал, что ты будешь делать. Ты двинулся. Ну, я и решил выкинуть штуку, так как ты действительно, отец, прав — и поляков в Радзивиллове нету.
— Вот чертова холера, ломай тебя с колена! А ты когда ж в Радзивиллов съездил?.. На чертовом помеле, что ли, или эроплан достал?
— А зачем же мне ездить на черте, когда я тут с полевым телефоном. Кабула по телефону сейчас сообщил, что занял Радзивиллов без боя: шляхта удрала.
— Ну вас к чертовой матери! — рассердился не на шутку батько. — Свяжись с партизаньем, обязательно они тебе чего-нибудь нагородят! Сколько разов перцу подсыпали. Поворачивай назад машину! — кричал батько машинисту в рупор.
— Да она ж не повертывается! — острил оттуда машинист, подслушавший командирский разговор и тоже склонный к шуткам по адресу батька.
— Что я вам, бисовы сыны, тут на смех, что ли? А ну, Кочубей слётывай, откеда взялся! И явись ко мне сегодня вечером с докладом. Ну, если будет не до смеху, то с тобой поговорю, как издевался ты над стариком!
Денис вдруг посерьезнел и, взяв батька под локоть, крикнул ему в ухо:
— Не гневайся, отец, крой на Радзивиллов, сегодня мы и Броды возьмем. Вон Рыкунова кавалерия из лесу выходит. Дай салют, отец, хлопцы знамя подымают!
Боженко посмотрел в ту сторону, крякнул, задумался и, махнув рукой, с досадою ответил:
— Ну и командуй сам, раз ты тут все дело смекаешь. Наплясался я около вашего брата, чтоб мною еще и командовали!
И батько упрямо уселся на бронебашню и закурил трубочку, а Денис принял команду.
Броды были взяты.
Громы утреннего артиллерийского обстрела, произведенного бронепоездом Боженко, нагнали такую панику на белополяков, что они в своем бегстве от Радзивиллова не опамятовались и у Бродов, и Кабула с Рыкуном со своими четырьмя партизанскими эскадронами прямо на спинах бегущих влетели в Броды. Представители города во главе с ксендзом вышли навстречу «красным дьяблам», прося их помиловать мирное население. Матрос Рыкун на чистом галицийском диалекте объявил ксендзу и делегатам, что большевики не воюют с безоружными и не бьют лежачих. И что делать какие бы то ни было неприятности взятому городу красные войска не собираются. Но пусть отводят войскам поскорее квартиры и кормят проголодавшихся в большом походе людей, а за порядок в городе будет беспокоиться советская власть —
Спокойный ответ командира был так мало похож на неистовое движение кавалерии, как с неба спрыгнувшей на Броды, что делегация еще больше была обескуражена. И проходивший по городу, чтоб размять косточки после целого дня, проведенного на бронебашне, Боженко говорил, смеясь, Денису:
— Не так снился этот день шляхетным панам! Ну, признаюсь, и мне он как приснился. Голубок, так мы через неделю будем в Будапеште! Ну, я на ночь съезжу в Дубно и поговорю оттуда с Миколою Щорсом. Сдается мне, что и Калинин уже в Кременце. Только моему сердцу что-то неспокойно: чтоб не ударила опять нас эта стерва ножом в спину. Не может того быть, чтоб не было у них войска! Заворачивай, Кочубей, разведку на все боки!
Батько уехал на броневике, приказав Денису к нему явиться через два дня для доклада и разработки дальнейшего плана похода. И похода на Львов приказал не развивать до особого приказа — до согласования со Щорсом.
СТОП МАШИНАМ
Через три дня Денис выехал в Дубно по вызову батька. Вызов был лаконичен, и, судя по этому, можно было догадываться, что дальнейшее развертывание боев в направлении на Львов приостанавливалось.
Денис вновь и вновь перебирал в воображении все возможности развертывания дальнейшего похода. Он вспомнил переписку свою с галичанами, которую вел две недели тому назад из штаба Щорса, и рыжего Левицкого. И сейчас ему вдруг показалось, что, пожалуй, вся переписка галичан была провокационной. Галичане там или не галичане, но повстанческий штаб в Галичине просто хотел, во-первых, вызнать намерения армии на ближайшее время, а во-вторых, втянуть армию в неподготовленный ее командирами, но заранее спровоцированный врагами народа поход в Галичину. Все это были козни Антанты.
Догадки Щорса в этом отношении оправдались. Да, это была совершенно явно выраженная и тщательно разработанная в штабе интервентов провокация, и следы ее вели прямо в галицийский повстанком. Вот тут-то и зарыта собака — почему дальнейший поход в Галичину был сейчас нецелесообразен, во всяком случае до выяснения настоящей физиономии штаба повстанкома, и до выяснения физиономии «рыжего» Левицкого.
«…Не тот ли это самый Андрей Левицкий, что приглашал оккупантов на Украину после Брестского мира?» — напрягал свою память Денис.
Денис входил к батьку с твердым решением — ни в коем случае на свой риск не предпринимать дальнейшего углубления рейдового похода.
— Добрую припарку имею от Щорса из-за тебя, Кочубей! — начал с места в карьер Боженко.
Денис не нашелся бы, что ему ответить, если бы не принятое в дороге решение противостоять походу. Он промолчал, выжидая дальнейшего развертывания батькиной «дипломатии».
— Грозится разоружить Пятый полк в случае неоставления нами Бродов. Требует отступления на исходную дубенскую линию…
— Не огорчайся, Василий Назарович, — успокаивал батька- Кочубей. — Щорс прав. Но не только доводы стратегического порядка, которыми он, очевидно, руководился при этом — выровнять фронт на проскуровском направлении и не подставлять дивизию под возможность флангового удара, это, конечно, веский довод, но это куда бы еще ни шло, может, мы и устояли бы при уменье маневрировать, — но у него есть и другие, еще более веские, политические доводы.
Батько ошалел от неожиданности.
Он даже повернулся в кресле и положил на стол только что раскуренную трубку, изобразив на своем лице недоумение и иронию.