Повесть о школяре Иве
Шрифт:
Подъезжая к орлеанскому лесу, Ив был поглощен мыслями, приведет ли Жак–дровосек рыцаря–птицелова, на месте ли Сюзанна с Проспером, смогут ли они вовремя выдернуть шест намета и как ему заставить рыцаря Жоффруа ехать рысью по лесу, а самому не очутиться под сетью и успеть скрыться? А если там не будет совсем намета или Сюзанны с Проспером, тогда что делать?
Лес уже виднелся в каком-нибудь лье впереди, а, как назло, решение не приходило на ум, а тут еще рыцарь Жоффруа крикнул пьяным голосом:
— Оэ! Парень! Что же это? Торопил, торопил, а теперь сам шагом едешь? А ну-ка, вперед!!
И, пришпорив коня и гикнув, промчался мимо. За ним его люди. Конь Ива мотнул головой и понесся следом за ускакавшими. Вначале кони мчались по дороге, поднимая клубы пыли, потом, перемахнув через канаву, свернули в ржаное поле. Напрасно Ив силился остановить коня или повернуть на дорогу. Впереди раздавались выкрики и свист рыцаря Жоффруа. Полупьяный, дав волю своему воображению, он, очевидно, решил, что гонится за оленем. Эта бешеная скачка длилась до самого орлеанского леса, когда рыцарь наконец осадил своего коня, повернул и, поднявшись на стременах, поднял и опустил руку, приказывая всем остановиться. Ив подъехал и указал в сторону леса:
— Вам повезло, мессир. Вот она, нужная нам тропинка.
— Ты, черт тебя забери, опять прикажешь ехать рысью?
— Вы угадали, мессир, давайте поторопимся. — Ив поднял голову, поглядел на солнце. — Взгляните, уже за полдень.
Тропинка эта была давно знакома Иву. Он знал каждый ее поворот и чуть ли не каждое дерево, подлески и полянки. Ехали гуськом. Впереди Ив — проводник, за ним рыцарь Жоффруа, за ним его люди Ив решился на хитрость. Еще раз сказав, что надо торопиться, он, однако, ехал шагом и, только когда угадал, что вдали светлым от солнца пятном появилось болотце, обернулся к рыцарю и дрожащим от волнения голосом сказал:
— Мессир, видите там светло? Это болото. В нем, помните, я вам говорил, много ядовитых змей. Нам надо непременно быстро его проскочить, чтоб уберечь коней. Едем рысью!
Последние слова Ив почти выкрикнул и поехал рысью. Расчет оказался правильным: остальные лошади, следом за конем Ива, перешли на рысь.
Ив издали увидел шест намета и стайку птиц, клюющих корм на тропинке. Остальное произошло мгновенно. Вся стайка вспорхнула и исчезла. У самого намета Ив резко повернул коня в обход сети. А рыцарь Жоффруа с ходу налетел на шест, сбил его, тотчас упала сеть и опутала ноги и коня и всадника. Куски шеста, растоптанные конем, били его по ногам. Конь встал на дыбы, крутясь на одном месте, все больше запутывал сетью себя и рыцаря, потом стал бить задними ногами и, разорвав сеть, убежал в лес. Пьяный рыцарь Жоффруа, измотанный вконец, рухнул с коня на землю и, ударившись лицом, со стоном пополз на четвереньках. Не в состоянии выпутаться из остатков сети, он сел на землю, дрожа от злобы, и рычал что-то себе под нос. Белесые глаза налились кровью и слезами, толстая нижняя губа отвисла. На лбу вскочила огромная шишка, из носа шла кровь. Двое людей поскакали ловить коня. Двое других занялись распутыванием своего господина из сети.
В эту минуту из-за навала бурелома появился рыцарь Оливье в сопровождении своих птицеловов и подошел к пострадавшему:
— Так вот как вы трудитесь на путях чести, сир Жоффруа? Вместо того чтобы участвовать в войне с дю Крюзье, защищая честь семьи де ла Туров, вы заняты нечистым делом, позорящим вашу семью и вашу рыцарскую честь, и без этого измаранную грязными делишками…
— Замолчи, пес негодный! — крикнул Жоффруа.
— Нет, лучше замолчите вы, сир! На правах близкого родственника покойного Ожье де ла Тура и вашего свойственника я имею право говорить с вами откровенно. Лучше помолчите, иначе я принужден буду при этих вот простых людях напомнить вам о виновнике недавней смерти епископа, да–да–да! Не пытайтесь оправдываться, об этом уже и$» вестно далеко за пределами наших с вами доменов…
— Вздор! Низкая клевета!
— Ответьте мне лучше, — спокойно продолжал невозмутимый Оливье, — зачем вы очутились здесь? Ведь, кажется, ваши соколы не летают в лесах, а воины, над которыми вы поставлены начальствовать, в лесах не воюют? Зачем же вы здесь? Уж не для того ли, чтобы помешать мне заниматься птицеловством? Признаться, вы добились совсем обратного — сети мои еще ни разу не удостаивались чести ловить «орлов».
Рыцарь Оливье сделал знак своим птицеловам:
— Помогите этим парням освободить их сеньора. Не будем ссориться, сир Жоффруа. Я очень надеюсь, что этот печальный случай, позорящий вашу честь, послужит вам уроком и напомнит о двух главнейших рыцарских доблестях: о смирении и умеренности во всем и всегда.
Пока рыцарь–птицелов с гордым достоинством произносил эту назидательную речь, его небывалая добыча была наконец выпутана из сети. Старый Орел был скорее похож на старого бродягу, избитого в харчевне такими же, как он, пьяницами. Вскоре появились люди с пойманным конем, на которого и взгромоздили рыцаря Жоффруа, и печальная процессия, сопровождаемая рыцарем Оливье с птицеловами, двинулась шагом в обратный путь из орлеанского леса.
Сюзанна и Проспер, счастливо избежав встречи с рыцарем Оливье, главным образом потому, что никому из них не пришлось дергать за веревку от намета, решили не трогать рыцарских лошадей и пешком дошли до своего лагеря, куда Ив раньше их доскакал на коне.
Глава XXII
БОЙ
На время осады замка Крюзье вся местность на много лье вокруг превратилась в пустыню. Где были деревни — пепел, вместо лесов — пни, на месте полей — голая земля. Так выглядело и широкое пространство между замком и деревнями Крюзье и Мерлеттой, где все месяцы войны войско простояло лагерем. Редко где зеленел овражек или чудом уцелевший клочок луга.
Всё было гладко утоптанное, серое от пыли. Только вдали, в стороне, зеленела узкая полоса камышей по берегу реки да на другом краю — холм с желтеющей цветками зарослью дрока.
Лагерные палатки и обозы располагались в полулье оч замка и осаждавших его войск. Когда стало известно, что дю Крюзье выведет свое войско из замка, рыцарь Жоффруа де Морни отдал приказ снять осаду и, оставив небольшое полукольцо заслона из конных отрядов, отвести остальные конные и пешие к лагерю и быть готовым в любую минуту к бою.
Войско насчитывало восемнадцать отрядов конных и столько же пеших, вооруженных луками и алебардами. Всего три тысячи пятьсот человек, не считая оруженосцев, экюйе, маршалов, обозных и слуг. Войска у дю Крюзье было всего тысячи две, что само по себе предрешало исход боя. Однако лазутчики подтверждали упорное нежелание Черного Рыцаря сдаться на милость победителей и твердое решение защитить свою честь оружием.
Слухи об этом доходили и до вилланов в орлеанском лесу. Ив узнал о предполагаемом дне боя от человека, присланного Жаком–дровосеком. «Пусть скажут школяру Иву, Просперу и Сюзанне из Мерлетты, что они могут полюбоваться на свои родные деревни с холма, что у поворота пути к орлеанской дороге». Так наказывал Жак–дровосек. Ив и Проспер (Сюзанна не могла пойти, она, по просьбе отца Гугона, ухаживала за тяжело заболевшей слепой Жакелиной) укрылись в кустах на верху холма и увидали ужасающую картину бессмысленной, нелепой, жестокой и отвратительной резни между людьми, кичащимися показной честью, лживыми защитниками христианской морали.