Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую
Шрифт:
Говорили, с половцами снова заключен мир. Приезжали в Киев от хана послы с дорогими дарами князю и боярам, пригнали табун коней, стадо коров, овечьи отары, верблюдов. Шли переговоры о выкупе пленных. Некоторых меняли на русских ратников, попавших в полон ещё раньше, за других брали хорошую цену — скотом или золотом.
О Сокольнике ханский посланник и не вспомнил. Оно и понятно: одно дело безродный сирота, половецкий выкормыш, и совсем другое — сын Ильи Муромца. И опять казалось Илюше, что и в этом виноват он перед сыном своим Сокольником.
Знакомый Илюшин дружинник, зайдя как-то в шатер к Илье, похвалился, что взял в этом бою трех степняков. Оказалось, не простые воины, а родня хану. По такому случаю за них можно запросить подороже. Сокольник лежал па кошме, должно быть спал. А Илье не спалось. Проводив знакомца, вышел наружу, сел у шатра. Сидел, глядел в томную степь. Ладно, утро
Вернулся в шатёр. Сокольник так и не просыпался. Еда па столе стояла нетронутая. Пожалел Илья, что спит сын не евши — голодный сон не сладок. Снял кафтан, скинул сапоги, растянулся на кошме рядом с Сокольником.
Сон навалился медведем. Давил косматой лапой. Ладушка нарезала ломтями хлеб, горестно кивала головой, жаловалась: «Не ест хлеба Сокольник — одно только мясо. Половчанин наш сынок, чистый половчанин». А потом была не Ладушка — Лытогорка. «Не отдам, — шипела, — не отдам Сокольника!» Подступала с ножом: «Голову тебе отрежу. Пусть Сокольник отнесет ее хану». Все ближе и ближе. Ударила. В грудь. Открыл Илья глаза и схватил ее за руку. Только рука эта не Лытогоркина — Сокольникова. И нож держит, Илюшин, тот самый, которым он хлеб резал, да так и оставил на столе. Заломил Илья Сокольникову руку с ножом. Разжались пальцы, выронили нож.
«Это на отца-то родного с ножом? Сынок, что же ты, сынок?»
А в ответ, будто пес воет, будто змей шипит:
«Если бы не кольчуга, вспорол бы я твою грудь, посмотрел бы сердце твоё ретивое. Боишься! В кольчуге спишь?»
«Да в какой кольчуге?» — не понял Илья и вдруг догадался. Зажег свечу, поднял на груди рубаху:
«Ну, смотри, где моя кольчуга».
На голой груди болтался на цепочке большой крест-складень. Складень, потому что сложен из двух половинок. Внутри полый. Клади, что хочешь. Кто держит пергаментный листок с написанной молитвой, которыми торгуют на монастырском дворе, кто — целебные травы. Купцы или просто путники хранят на груди, в складнях, золото и серебро. Женки и девицы — украшения. А у Ильи… Снял Илюша свой складень, раскрыл, показал Сокольнику. А там — земля.
«Это когда и далекий царьградский поход ходил, с собой взял киевской, чтобы была со мной. И если убьют и похоронят на чужбине — пусть бросят на могилу горсть своей земли. Не по кольчуге ты ножом черканул — по складню».
А потом велел:
«Ложись спать. Утро вечера мудренее. Захочешь в степи свои, отпущу».
Лёг первый на кошму. Даже ножа с земли не поднял. Немного погодя рядом растянулся Сокольник.
В Киеве прожили они недолго. Как хотелось Илье, чтобы понравился сыну его любимый город! Показывал ему прекрасную Софию, на золотые купола которой раньше глядел Сокольник из половецкого стана. «Вот она какая, несказанная красота, великое творенье человечьих рук!» Водил сына по крепостным стенам, которые грозился половецкий хан взять приступом, поднимался с ним по витым лесенкам — улитам на высокие сторожевые башни. «Вот она какая, твердыня — наша защита!» Гулял с сыном в обнимку по киевским улицам мимо домов-теремов, мимо хижин работного люда, мимо торговых лавок, мимо ремесленных мастерских, которые собирался Сокольник сжечь и разграбить. «Тут живут мои друзья-сотоварищи!» Как следил Илья, наблюдал за сыновьим лицом, все ждал, сам не зная чего. Но лицо Сокольника оставалось мрачным. Ничто вокруг не привлекало, не радовало его. Только один раз, когда проходили они по площади возле княжеского дворца, где стояла четвёрка медяных коней, которых ещё князь Владимир вывез из Византии после Корсунского похода, заблестели, загорелись Сокольниковы глаза. Остановился он и, вскинув голову, долго глядел на гигантских коней золотой масти. Глядел и молчал и думал о чем-то. Может, вспоминал привольные степи, где пас табуны половецкого хана, может, просто любовался. И правда, дивные кони. Гордо выгнуты лебяжьи шеи, завиток к завитку вьются шелковые гривы. Не оседланы, не взнузданы. Взвились на дыбы, вскинули тонкие ноги. Кажется, вот-вот и зацокают золотыми копытами по вымощенной камнем мостовой, ускачут из города в вольные степи…
«Половчанин сын мой, чистый половчанин, — с грустью думал Илья, а еще думал: — Ну ладно, погуляли по стольному, полюбовались на его красоту. А дальше что? Что делать Сокольнику в стольном? Идти на службу к князю? Оно, конечно, можно. Попросит Илья, и примет князь сына Муравленина в свою дружину. Для молодого быть княжеским дружинником, конечно, почетно. И многие молодцы мечтают об этом. Но ведь это только так говорится — дружинник. Дружинники — они разные. Есть боярские сыновья, которым по роду своему надлежит быть при князе. Они тоже в дружине. Некоторые хорошо служат, учатся воинскому делу и в бою себя выказывают славными
На заставе и вправду попривык, обжился Сокольник. И хотя по-прежнему был хмур и молчалив, а всё же, когда предложил ему Илья уйти назад в степь, помотал головой, отказался: «Не пойду».
И теперь, поглядывая потихоньку на скакавшего рядом конь о конь сына, Илюша был доволен. Степная дорога постепенно развеселила Сокольника, просветлила его лицо.
Встречались на пути селения и городки. Всюду трудился народ. Всюду был мир и покой. «Надолго ли? — думал Илья. — Глядишь, и опять пожалует хан или затеют брань, не поделив города и волости, братья-князья». Но и Илье не хотелось предаваться мрачным мыслям в эти радостные тихие дни. К тому же впереди отпуск, прекрасный Киев, большой праздник.
14
И так, мы неожиданно опять оказались в стольном Киеве. Только, боже мой, какое же тут столпотворение! Город и без того населенный, многолюдный. А сейчас и вовсе. Даже привычные к княжеским съездам, к многочисленным гостям киевляне не помнят, наверное, ничего подобного. А гости все прибывают. У городских ворот теснятся возки. Богатые, украшенные резьбой, обитые внутри мягкой кожей, с крытым верхом от пыли, со слюдяными оконцами — будто маленькие терема на колесах. Гости едут знатные. Удельные князья со своими чадами и домочадцами. Их приближенные бояре со своими женами, с недорослями-сыновьями, с дочерьми-боярышнями. Не зря скакали во все концы Русской земли гонцы с приглашениями, отмеченными княжеской печатью. Великий киевский князь звал гостей прибыть в столицу на праздник — день святого Георгия.
Едут и те, кому никаких приглашений не слали — бояре похудородней, купцы, богатые горожане. Всякому охота побывать в столице в эти дни. Погулять по одетому весенней листвой праздничному городу, побродить по ярмарке, открывшейся на большом киевском торгу, посмотреть на состязания богатырей, которые тоже съезжаются в Киев из разных княжеств и городов. Будет турнир — рыцарская потеха, конские скачки, стрельба из луков…
Сегодня с утра на улицах не умолкают звуки бубнов, труб, свирелей. На площади возле княжеского дворца идет веселое гулянье. И, как в старые Владимировы времена, виночерпий преподносит чарку каждому, кто желает выпить за здравие князя, пожелать ему долгих лет жизни, долгих лет правления на благо Руси, на страх врагам. Ведь день Георгия — это и княжеский праздничный день. Князю дано при крещении имя этого святого. И выходит, в этот день как бы два именинника сразу.
Завтра состоится торжественный молебен в храме святого Георгия. Но и сегодня здесь уже полно народу. Церковь новая, и запах ладана ещё не успел заглушить запаха сырой глины и красок. Внутри храм богато убран. Пламя свечей озаряет настенные росписи, лики святых на иконах, парчовые, расшитые золотом занавеси и покрывала — доброхотные дары богатых горожан.
Святого Георгия — отважного воина любят все. Всем памятны его подвиги — как защищал он слабых и малых, как победил страшное чудище — дракона-людоеда. Вот он — святой Георгий — на большой доске, написанной мастером-иконописцем специально к этому дню. Оп па коне, в руках длинное копье, которым смелый воин пронзает чудище. Празднично сверкают яркие краски. Вокруг головы святого, как и положено, сияет золотой нимб. А поглядишь внимательно и видишь: Георгий-то лицом как две капли воды похож на Великого князя. И вот князь на стене, написан в полный рост. Держит на вытянутой ладони храм. Каждому, кто глянет на стену, понятно, что Великий князь привержен к богоугодным делам.