Повести и рассказы
Шрифт:
Литвинов вернулся злой. Поворчал, что приборку не закончили, что чай простыл… Ушел к себе в каюту и дверью хлопнул. Потом выяснилось: в Старгороде праздник, много приезжих — из области, из других городов, жилья не хватает, и начальство распорядилось оборудовать «Очаков» под гостиницу. Литвинов ходил и ворчал, что у него корабль, а не ночлежка…
А на пристань тем временем привезли раскладушки, матрацы. Команда таскала их на борт, и Маленькому тоже хватило работы.
Вечером все с ног валились от усталости. Маленький заснул, едва добравшись до койки. А Литвинов, как видно, про него
Весь следующий день из города доносились разорванные ветром мелодии — оркестры пробовали голоса. Ветер раздувал разноцветные полотнища на набережной. Приехали первые гости, комсомольцы из дальних районов — с гитарами, гармошками, баянами — заняли верхнюю палубу, и на теплоходе стало сразу тесно и жарко. К вечеру на камбуз заглянул Литвинов. Кивнул в сторону Маленького, приказал:
— Серегин! Утром отведешь пацана на станцию, отправишь в Усть-Верею…
Маленький проснулся рано, сложил рюкзак, вышел на палубу. Долго стоял и смотрел на просыпающуюся реку. Видел, как оживали красно-желтые краны над крепостной стеной, как по высокому правому берегу скользнули первые лучи солнца и вспыхнули на дальних холмах церквушки — травянистый, голубой, малиновый верх…
Он видел, как подымались над низким и пустынным левым берегом стаи уток… Как буксир долго и тягуче гудел, втягивая под мост баржу с песком и лесом. Как рыбаки на яликах возвращались с ночной ловли. Как две шлюпки под парусами показались из-за поворота реки, красиво поменяли галс и пошли по фарватеру в город. И чем ближе они подходили, тем беспокойней и пристальней вглядывался он в них.
Шлюпки шли на значительном расстоянии друг от друга. И вот, когда первая поравнялась с крепостной стеной, Маленький увидел, как на фоне паруса встал сигнальщик и начал махать флажками. На второй шлюпке приняли сигнал. Маленький прищурился — флажки мелькали быстро:
«Всем на-деть па-рад-ную фор-му». И после небольшой паузы:
«От-дай-те… вы-ход-ные… брю-ки… что?! Ка-пи-та-на… К а п и т а н а?!. Н е у ж е л и н а ш и?»
Он торопливо считывал беглое письмо флажков: «О-ни на вашей шлюпке… в большом жел-том че-мо-да-не…»
— Ура! Наши! — закричал Маленький. — Наши!..
И он заплясал на палубе, выкрикивая:
— Отдайте выходные брюки капитана из желтого большого, большого чемодана!..
Из камбуза выскочил кок Серегин с недочищенной картофелиной в одной руке и ножом в другой. Косматые брови удивленно поползли вверх. Маленький пулей пролетел мимо него, крикнув на ходу: «Наши!» — бросился в кубрик, схватил рюкзак, скатился по трапу на пристань. Уже на набережной оглянулся. Белый колпак Серегина неподвижно маячил на палубе.
Маленький спешил. Он должен был успеть, встретить. А для этого надо было добежать до моста, пересечь его, да еще в обратную сторону полпути… Оглядываясь на реку, он видел, как шлюпки все ближе подходили к противоположному берегу. Вот миновали огороженную купальню, потом пляж с цветными грибками, голубую вышку спасательной станции… А там и маленькая пристань, над которой поднят флаг ДОСААФа.
Он торопился, хотел успеть к швартовке, хотел, чтоб ему крикнули: «Эй, парень, прими конец!» — и вдруг узнали бы его… И он улыбался при мысли о том, какое впечатление произведет его неожиданное появление. Только бы успеть!
А город оживал, просыпался ему навстречу. Хлопали на ветру флаги, распахивались двери, из домов выходили празднично одетые люди.
— Эй, посторонись!
Его догоняли ряженые велосипедисты. Впереди баба-яга в мешковине, в парике из мочалы, помело торчит из-под седла. За бабой-ягой — с криками, смехом — черти. В черных тренировочных костюмах, в черных масках. Рожки, хвосты из твердой резины.
Нечистая сила промчалась мимо, рассыпая вокруг велосипедный звон, и Маленький снова побежал. Вот он обогнул сторожевую башню, круто свернул к берегу и побежал вдоль самой воды. Над ним высилась белая крепостная стена. «Старгороду семьсот лет», — прочел он на ней. Буквы были красивые, затейливые, писаны золотом…
Внезапно город вздрогнул. Сто оркестров ударили в лад на обоих берегах. И сто колоколов. Бамм-бомм-бомм!.. Бамм-бомм-бомм!.. «В Старгороде праздник! В Старгороде праздник! — грохнули тарелки самого главного оркестра, и остальные девяносто девять, рассеянные по всему городу, согласились дружно: — Праздник! Праздник!..»
«Отдайте-выходные-брюки-капитана-из-желтого-большого-большого-чемодана!.. — грянули сто оркестров и одна маленькая блестящая труба. — Отдайте-отдайте-скорее-отдайте-брюки! В Старгороде праздник! В Старгороде праздник!..»
Маленький перебежал через мост, ноги у него подкашивались, под ложечкой кололо, в горле было сухо, пот заливал глаза. По дороге навстречу ему подымался строй — форменки, гюйсы, бескозырки… Впереди — капитан в полной форме. «Левой, левой! — командовал капитан. — Кошельков, не тянуть ногу!..»
Маленький стоит посреди дороги и видит, как меняется лицо капитана, как растерянно открывает он рот, но тут же смыкает обветренные губы — не то сердито, не то обиженно…
— Маленький Петров! — командует капитан. — Замыкающим, на левый фланг! Взять ногу!..
Маленький бежит в конец строя и глупо, широко, счастливо улыбается. Каштанов подмигивает ему, Чубчик делает гримасу, Айна отворачивается, Кошельков говорит:
— Разгильдяй! Три наряда!..
— Кошельков! Отставить разговоры! — кричит капитан, не оборачиваясь. — Левой! Левой! Маленький, не отставать!..
Разве он отстает! Да скажи сейчас капитан — взбежать сто раз на эту гору — он взбежит! Скажи — реку переплыть — переплывет. Чего он только сейчас не сделает!
Люди стоят вдоль тротуара, смеются, машут флажками, цветами.
— Бравые ребята!.. Гляди, маленький, а моряк!.. И девчонка! Гляди, и девчонка тоже!..
«Бравые ребята, бары-бары-бята, бары-бары-бята, раз-два-три! — поет Маленький про себя, шагая на левом фланге. — Толстый-дядька-на-балконе-между-двух-колонн-стоит-дядька-машет-нам-рукою- это-очень-хорошо!..»
— Эй, на левом фланге! — кричит капитан. — Не оглядываться!..
«Что ж вы замолчали, оркестры? Самое время грянуть! Приготовились! Начали!.. Отдайте-выходные-брюки-капитана…»
А из-за угла внезапно навстречу строю — кто это, братцы? — скоморохи, боярышни, гармонисты!.. Впереди — плясуны в розовых рубахах, в лаковых сапожках гонят пыль по асфальту.