Повести о совести
Шрифт:
– Как говорил наш великий вождь Владимир Ильич Ленин, мы пойдем другим путем.
На следующий день к следователю был вызван Шинкаренко. Нелюбин с первых слов понял, что из этого парня можно выбить кое-какую информацию. Допрос длился часа четыре и, несмотря на то, что в начале Виталий убеждал следователя будто не слышал разговора Клюева и Боголюбова, лейтенант НКВД пытался повернуть все на свою сторону и, нужно сказать, ему это удавалось. Когда студент устал от одних и тех же вопросов, когда ему очень захотелось кушать, и он жаждал вырваться из лап назойливого «пузыря», его внимание притупилось, ему стало все равно, что и с кем происходило, вот тогда он, не
Нелюбин вдохновенно рассказывал о допросах начальнику отдела майору Виктору Красильникову, хвалясь своей победой и разоблачением еще одного врага Родины Клюева. Красильников внимательно читал протоколы, ни одна морщинка на его лице не дрогнула, когда он вникал в суть допроса Олега Боголюбова, друга детства, с которым жили в соседних подъездах дома по улице Лодыгина, что в Нижнем поселке тракторного завода. Майор не знал, что друг его был ранен, почти выздоровел и учился в медицинском институте, он читал и соображал, как вытащить товарища из дерьма, в которое его вталкивает бездарный «пузырь».
– Лейтенант Нелюбин, я должен вас похвалить за хорошо выполненную работу, но это только начало. Я поговорю с нашими контрразведчиками, пусть теперь они работают с Клюевым, выясняют, что за разведшкола, ищут явки агента. А вы распорядитесь, чтобы нашего узника из бекетовской строительной группы перевели в основной лагерь на тракторном, там с ним поработают. Ваши протоколы я передам в контрразведку, копии будут храниться в моей совсекретной папке.
Нелюбин покинул кабинет начальника довольным собой и тут же приступил к поискам новых врагов народа. Красильников с большим удовольствием избавился бы от этого надутого «пузыря», но не мог, уж больно высокие покровители стояли за спиной этого бездаря. А майор никаких контрразведчиков не предупреждал, да и глупо рассказывать о человеке, который был в плену три месяца, два из которых лежал в бараке без медицинской помощи и каким-то чудом выжил. Какая разведшкола?! Абсурд. Однако протоколы от греха подальше положил в секретную папку.
День Победы 9 мая 1945 года праздновали восторженно. Весь народ был на улицах и площадях израненного города. Люди ликовали, на лицах светилась радость. Сбылась мечта всего советского народа, сбылась одновременно, потому, как она была одна на всех – победить фашизм, раздавить эту сволочь, уничтожить в своем логове. Эта заветная и долгожданная мечта осуществилась. Победа! Наша Победа! Наша радость!
Вот в этот самый День Победы Красильников встретился с Олегом Боголюбовым, в то время, когда Нелюбин забыл о своем «подвиге» и совершал новые, раньше майор светиться не хотел, а подстраховка всегда выручала чекистов. За победителей выпивали в большой студенческой компании, было легко, как в довоенной юности, которую постоянно вспоминали. Посмотрел Красильников на студентов-фронтовиков, на их нерушимую дружбу, на их радость, вник в их мечты и планы и не стал портить Олегу настроение поклепом Шинкаренко, тем более Виталий показался ему простым, открытым парнем, ни как не похожим на клеветника. О протоколах Виктор решил рассказать другу позже, но при прощании посоветовал:
– Присмотрись внимательней к друзьям, Олежка, это не помешает. Особенно к Виталию присмотрись, ведь иногда простота бывает хуже воровства.
– «И вечный бой, покой нам только снится». Неужели поэт сказал это о вас, чекистах. Есть, товарищ майор, присмотрюсь. А ты почаще к нам приходи, а то я стараюсь стороной обходить вашу контору.
– Не бойся, защитим, главное, болтай поменьше.
Друзья обнялись на прощание. Чекист ушел, а студенты продолжали праздновать весь день, имели право, они тоже внесли свой вклад в Победу Родины. Уже поздним вечером изрядно подвыпившие ребята ввалились в буфет на станции Бекетовка, принять по чуть-чуть на ночь. Выгребли из карманов последние деньги, и Шинкаренко пошел делать заказ:
– Шесть раз по сто и пирожок.
– Тут на четыре пирожка хватит, товарищ офицер, не знаю, кто вы по званию.
– Старший лейтенант, красавица.
Девушка за стойкой буфета была действительно хороша, стройна, ясноглаза, быстра и весела. Она шустро разлила водку по рюмкам и скомандовала:
– Товарищ старший лейтенант, к столу шагом марш, я сама обслужу фронтовиков.
Виталий не успел присесть на стул, как на столе оказалась водка и тарелка с шестью пирожками.
– Ну вот! А говорила, четыре.
– Два пирожка – это мои поздравления вам, победителям.
– Спасибо, моя хорошая! Зовут-то тебя как?
– Нина. А вас?
– Виталий. Виталий Шинкаренко.
– Очень приятно, Виталий! – Нина улыбнулась, и студентам показалось, что тусклая лампочка, освещающая зал буфета, стала ярче.
Ребята по-быстрому «махнули» по сто, зажевали пирожками и уже было собрались уходить, как у стола появилась Нина. Она зашла со стороны Виталия и, нагнувшись, поставила на стол стаканы с чаем и немного сахара. Разгибаясь, девушка, будто невзначай, коснулась грудью плеча старлея и, не спеша, стараясь продемонстрировать свои женские прелести, пошла за стойку буфета.
– Да, Виталька, по-моему, ты покорил сердце буфетчицы. Придется тебе за чай рассчитываться, – подытожил Боголюбов.
Щеки Шинкаренко слегка подернулись румянцем, он еще не мог оправиться от ощущения прикосновения женщины, он готов был расплачиваться прямо сейчас.
Студенты допивали горячий чай, а Нина громко объявила:
– Буфет закрывается, я и так два часа пререработала в честь дня Победы.
Двое мужиков, сидевших за угловым столиком, поднялись и, покачиваясь, направились к выходу. Засобирались и студенты. Виталий не знал, что ему делать, поднимался, потом опять садился на стул.
– Всем на выход, завтра с утра занятия, отдыхать пора, – скомандовал староста.
Шинкаренко поднялся вместе со всеми.
– А ты куда собрался, отличник учебы? Кто за чай расплачиваться будет? Неужто Пушкин? – осадил его Олег.
Виталий развернулся и направился к стойке буфета, а Нина только этого и ждала.
– А ты догадливый, Виталий. Молодец!
Нина быстро задвинула засов на входной двери, поставила на стол две рюмки, водку, немного колбасы и хлеба.
– Присаживайтесь, товарищ старший лейтенант, познакомимся поближе.
Знакомство, особенно его вторая часть, было бурным. В подсобном помещении буфета стоял топчан, на котором в перерывах отдыхали буфетчицы, так вот, это наспех сколоченное сооружение до утра скрипело, но выстояло, не развалилось.
На следующий день Виталий выглядел опустошенным, сидел молча и почти ни на что не реагировал. Товарищи старались его не трогать, а преподаватели не делали замечаний, все-таки День Победы праздник святой, праздник великий. С тех пор Шинкаренко стал часто посещать станционный буфет, они близко познакомились с Ниной, им хорошо было вдвоем, они чувствовали друг друга на расстоянии, сопереживали и радовались вместе. Приняла Виталия и дочь Нины, которой было шесть лет, родилась она в мае тридцать девятого, а папа ее погиб в сорок втором году.