Повести о совести
Шрифт:
– Хватит болтать, Олег. Ты что хочешь сказать, что у нее отец король? Так наши родители в семнадцатом году всех царей и королей под корень вырубили.
– Отец у нее, конечно, не король, но тебе, как без пяти минут коммунисту, надо знать, что ее родитель, Василий Трофимович, второй секретарь обкома ВКП(б). Соображаешь?
– Ну и что?
– Да то! Давай-ка мы закончим этот разговор, рассудительный ты мой. Мне надоело учить тебя уму-разуму. Думай сам и сам решай. Ко мне со своими любовными вопросами больше не лезь.
Шинкаренко замкнулся и надолго, друзья это заметили, потому не задавали Виталию лишних вопросов, а несчастный парень,
В начале апреля Нина сама пришла в институт, чтобы встретить Виталия после лекции.
– Здоров ли ты, Виталик?
– Да так… Голова все время болит…
– А сердце?
Студент опустил глаза, а Нине говорить ничего не надо было, она все прочла в потухшем взгляде любовника.
– Ну что же, выздоравливай, дорогой. – Она повернулась и пошла, легкая, как весенний ветерок, только слезы, предательские слезы заполнили глаза, текли по щекам, но Нина их не вытирала, очень не хотела, чтобы он узнал, что она плачет.
Душа Шинкаренко тоже заплакала. Ему хотелось побежать за ней, обнять, приласкать, но он стоял как вкопанный, пока любимая не скрылась за поворотом. В душе слабодушного парня поселилась смута, шел спор с самим собой.
«А правильно ли ты сделал, что не поговорил с ней начистоту?» – спросил первый.
«Да разве с ней поговоришь? Какова стерва! Не обняла, не приласкала, повернулась и завиляла бедрами. У меня душа два месяца разрывается, а она: «Здоров ли ты, Виталий?».
«Слышь, второй, кончай плакать. Лучше скажи: любил ли ты Нину?» – «А что, не любил? Вон как страдаю, белый свет не мил!» – «Да нет, парень, не любил. Себя ты любил в ее объятиях, выпить с ней любил, поговорить, насладиться ее стройным телом, забыться у нее на груди. А теперь тебя червь грызет, что она ушла от тебя и лишила всяких удовольствий». – «Да, нет. Это я ее бросил. Я! Сколько дней к ней не ходил». – «Не ходил, но ждал, что она придет сама, приласкает, отдастся. Она пришла, глянула тебе в твои лживые глаза, развернулась и ушла. Правильно сделала, что ушла. Ты тряпка. Ты ее не стоишь». – «Это я-то тряпка? Да я боевой офицер! Да я…» – «Да ты просто слабый мужик, слабый и трусливый. Воспитывай волю, брат».
Но так Шинкаренко терзался недолго, первый Виталий куда-то исчез из души и второму стало жить вольготнее, он рассуждал просто: «Исход в конечном итоге в мою пользу, а кто от кого ушел неважно, я же давно решил избавиться от этой назойливой бабы. Черт с ней, что она повернулась и пошла, я-то решение принял раньше, молча и интеллигентно, вот Нина и поняла, что спорить со мной бесполезно. Так что наша взяла, и все тут! Я победитель! Я мужик!»
Душа студента быстро успокоилась, он со рвением взялся за учебу, диву давались однокашники и преподаватели, как значительно повысил он уровень знаний по всем предметам, кроме английского, который давался ему плохо. Преподаватель иностранного языка волновалась больше Шинкаренко, она не знала, что делать. С одной стороны, она видела полное незнание предмета, с другой, существовал неписаный приказ ректора: фронтовикам особое внимание, они разбили фашистов, они победители, спасители Родины и знания в них необходимо вкладывать умело и чтобы ни каких отстающих не было. На выручку пришла студентка Поспелова, предложив индивидуально позаниматься с Виталием, и как же такой не доверить отстающего студента, она спокойно читает Шекспира в подлиннике.
– Итак, товарищ Шинкаренко, мы с тобой начнем учить язык не традиционным путем, не словами, а сразу предложениями. – Строго начала занятие Лида. – Тема сегодняшнего занятия – «знакомство». Начнем с приветствия.
Занятия были недолгими, но каждый день и каждый новый урок начинался с повторения предыдущего. Через месяц Виталий уже худо-бедно мог поздороваться по-английски, поговорить о погоде, о еде, о маршрутах транспорта. На летней сессии он обрадовал преподавателей знаниями иностранного языка на твердую тройку, но учитывая явный прогресс в языкознании, ему поставили «хорошо». Радостный Шинкаренко вылетел в коридор и расцеловал Лиду:
– Вы очень способная учительница, Лидия Васильевна!
– Вы тоже способный ученик, Виталий Карпович.
– А як же. Я уже одновременно на двух языках говорить могу. Хау ду ю дэньки буллы, – поздоровался студент с Олегом.
– Ну ты полиглот, брат! Однако сущность твоя хохлятская тебя не оставляет. Хау ду ю дэньки булы! Сам придумал?
Виталий кивнул.
– Голова! Да, главное, юмор в ней появился. А я к вам с предложением, давайте в кино махнем. Мне удалось пять последних билетов выкупить, берем еще двоих ребят и вперед, сеанс через час.
В клубе показывали новый кинофильм «Первая перчатка», фильм светлый, с интересным сюжетом, юмором, песнями. Зрители сидели на длинный лавках, прижавшись друг к другу. Виталий и Лида были рядом, она все время отодвигалась, стараясь меньше касаться однокурсника, но тот взял и положил ее руку к себе на колено.
– Так будет удобнее. Сиди и не крутись, не укушу, – прошептал парень, а почувствовав тепло и легкую дрожь руки девушки, положил свою ладонь на ее и ласково пожал.
– Не надо, не приставай, донжуан. – Лида освободила свою руку.
Оба притихли, досмотрели фильм и отправились гулять к Волге. Настроение у всех было приподнятое, сдан экзамен, просмотрен прекрасный кинофильм, летний день был не жарок и тих, хорошо да и только! Виталий пристально рассматривал Лиду, она уже не казалась ему серой мышкой, но и красотой не блистала – обыкновенное слегка загорелое, круглое личико, слегка вздернутый нос, но губы были, как нарисованные, и глаза серые умные и чистые. Фигура так себе, талия под платьем не просматривалась, попка круглая, ноги крепкие. Одним словом, девчонка как девчонка, ничего выдающегося, кроме умных глаз.
Сессия сдана, студенты прощались до августа, в котором опять необходимо работать на строительстве города. При расставании Лида спросила Шинкаренко:
– Ну что, Виталя, английский учить дальше будем?
– Так точно, товарищ учитель, – ответил он по-военному.
– Тогда я жду тебя. Не задерживайся. – При этом девушка ласково пожала парню руку.
Лето 1946 года в Нижнем Поволжье выдалось жарким и не просто жарким, а засушливым, дождей не выпадало, суховеи испепелили землю и растения, урожая не было, а это значит – беда, голод. Отец и сын Шинкаренки косили на колхозных полях сухостой пшеницы, поднявшейся над землей сантиметров на двадцать, выбросившей колос, в котором зерен не было. Косили в надежде заработать хоть небольшой стожок соломы для своей коровы, обкашивали неудобья в припайном лесу вдоль Волги, заготавливали камыш, тоненькие веточки с листвой, зима наверняка будет холодной и уж точно голодной.