Повести об удачах великих неудачников
Шрифт:
Бианка, как безвольный лунатик, ходила следом за мужем, высоко держа фонарь. На ее лице не отражалось никакой мысли.
14
Сборы были закончены в один день. Домашний скарб громоздился на крыше дилижанса. И уже можно было бы ехать, если бы не разногласия между пассажирами. Одни нетерпеливо стремились в сторону Версаля; другие, более осторожные, пытались доказать необдуманность подобного намерения. Они готовы были объехать вокруг всего Парижа, лишь бы не встречаться с отрядами национальных гвардейцев.
— Милые мои! Объятия вымытого прусского лейтенанта я предпочитаю поцелую обовшивевшего национального гвардейца! С голода он может откусить мне нос, — игриво заявила из угла кареты толстая пассажирка.
Шутка не встретила отклика, и поездка началась при довольно мрачном настроении путешественников. Все они так же, как и супруги Ленуар, спешили избавиться от ужасов войны и революции, они воображали, что стоит выбраться за линию арьергардов прусского обложения, как все будет позади. Счастливцы, занявшие места около окон, то и дело дышали на стекла. Им хотелось еще разок взглянуть на страшные, ставшие неузнаваемыми улицы и площади Парижа.
Ленуар, который в случае необходимости любил вспомнить о своем нефранцузском происхождении, в душе все же оставался коренным парижанином. Не без грусти покидал он город, где испытал трудности продвижения к первым ступеням лестницы благополучия и где начала восходить его звезда. Ах, как жестоко и как неожиданно прервалось это восхождение! Чувство сожаления смешивалось в душе Ленуара с каким-то облегчением — ведь Жан сбрасывал с себя сейчас страхи, связанные с невзгодами и опасностями сидения в городе, где бушуют сотни тысяч восставших рабочих.
Даже сейчас, переступая порог Парижа, Ленуар не без страха поглядывал на сновавших повсюду людей в синих капотах. Его коробили оборванные фланелевые балахоны солдат национальной гвардии, сабо, заменявшие большинству башмаки, грязное тряпье, намотанное вместо гамаш, мешковатые, плохо пригнанные мундиры офицеров с потускневшим шитьем позументов.
Хмурые взгляды солдат провожали карету.
Когда наконец миновали Орлеанские ворота, Ленуар облегченно вздохнул. Ему уже рисовался уют гостиницы в Лонжюмо, где решено было сделать первый привал. Но вдруг карета резко остановилась. По сторонам дороги послышались резкие окрики:
— Стой! Кто едет? Пропуск!
Это был пикет, выставленный гарнизоном форта Монруж. Ленуар испуганно глянул в тусклое окошко, но, увидев голубые воротники и красные погоны матросов, успокоился. Значит, храбрые моряки контр-адмирала Потюо еще держат в своих руках вверенные им южные форты.
Ленуар вышел из кареты и, любезно раскланявшись с унтер-офицером, предъявил пропуск. Этой бумагой он предусмотрительно запасся в штабе адмирала Ля Ронсьер ле Нури, начальствовавшего над всеми моряками парижского гарнизона.
Унтер-офицер повертел бумагу и передал ее одному из матросов:
— Глянь-ка, Жаклен, в чем тут дело! Я что-то не разберу.
Молодой матрос бегло просмотрел пропуск и, усмехнувшись, вернул его Ленуару:
— Не годится, гражданин. — И, обратившись к своему начальнику, добавил: — От старого мамелюка…
— Поворачивай оглобли! — крикнул унтер-офицер кучеру и для убедительности ткнул прикладом в бок кареты.
— Пропуск выдан в штабе адмирала, — решительно заявил Ленуар. — Адмирал — ваш начальник, и вы обязаны нас пропустить!
— Он мне не начальник, эта старая швабра. Дай настоящий пропуск, и мы тебя пропустим.
— Чей же пропуск вам нужен?
— Комитета национальной гвардии — и ничей больше!
Ленуар готов был сдаться, когда из кареты выскочила Бианка.
— Господин офицер, — обратилась она к унтер-офицеру, — мы иностранцы и не слишком хорошо разбираемся в ваших порядках. Я очень прошу не задерживать нас. — При этом она дружески коснулась рукава матросской куртки.
Унтер растерялся:
— Иностранцы? Гм… гм… Жаклен, ты как думаешь?
— Плохая примета, дядя Мишо, — сумрачно ответил Жаклен. — Бегут крысы с нашего корабля.
— Я тебя о деле спрашиваю! — рассердился унтер. — Как пограмотнее сделать это дело? А ты про крыс каких-то… — И вдруг свирепо крикнул кучеру: — Трогай!
Ленуар поспешно втолкнул Бианку в экипаж, и они покатили дальше. С холодной дрожью в спине слушал Жан, как матросы набросились на старого унтера, упрекая его в том, что он пропустил карету.
— Если уж не вернул, так хоть заложниками бы их оставил! — кричал молодой Жаклен. — Верь мне, старик, они бы нам еще очень пригодились!
Высунувшись в окошко, Ленуар схватил кучера за локоть:
— Гоните, стегайте ваших кляч!..
По мере того как карета удалялась от Парижа, обстановка становилась все больше похожей на ту, какую путники привыкли видеть во французской провинции. Только сейчас в деревнях около каждого дома вместо его хозяина возился здоровый детина с русой или рыжей бородой, в распахнутом синем мундире и в форменных штанах, заправленных в непривычные для французского глаза высокие сапоги. Это были прусские солдаты. Распределенные на постой по деревням, они, как у себя дома, занимались хозяйственными работами, помогая крестьянкам, мужья которых находились в рядах французской армии.
В середине дня дилижанс застрял у перекрестка. Пассажиры вышли. Дорога была запружена странным войском, состоящим в большинстве из французских солдат в полном обмундировании и снаряжении, но без ружей. Впереди взводов шагали французские командиры, а рядом с ними ехали немецкие офицеры в сопровождении нескольких немецких же улан.
Удивительной процессии, казалось, не будет конца. Это были французские войска, возвращающиеся из прусского плена. Формально война еще не была окончена, но Бисмарк охотно возвращал правительству Тьера остатки армии Наполеона III со всеми ее офицерами и генералами. Даже больше: «железный канцлер» торопился с этим делом — он знал, что без армии правительство Третьей республики бессильно справиться с революционной Францией.