Повести
Шрифт:
самым пригорком. Однако отсюда сквозь серый сумрак ночи невозможно было понять, куда он двигался
или, может, вовсе стоял на одном месте. После трех-четырех выстрелов с пригорка один грохнул ближе -
в нем Рыбак отчетливо узнал выстрел Сотникова. Но все-таки какой смысл в их положении начинать
перестрелку с полицией, этого Рыбак не знал. Наверно, надо было как можно скорее уходить - кустарник
на их пути позволил бы оторваться от преследователей. Но Сотников будто не понимал этого, похоже,
залег и даже перестал шевелиться. Если бы не его выстрелы, можно было бы подумать, что он убит.
А может, он ранен?
От этой мысли Рыбаку стало не по себе, но чем-либо помочь Сотникову он не мог. Полицаи сверху, с
пригорка, наверное, отлично видят одинокого на снегу человека, и, хотя пока не бегут к нему - они,
безусловно, расстреляют его из винтовок. Если же Рыбак бросится на помощь, убьют обоих - в этом он
был уверен. Так случилось во время финской, когда проклятые кукушки набивали по четыре-пять
человек за минуту, и все тем же самым примитивным способом: к первому подстреленному бросался на
119
выручку сосед по цепи и тут же ложился рядом; потом к ним полз следующий. И каждый из этих
следующих понимал, что его ждет там, но и не мог удержаться, видя, как погибает товарищ.
Значит, пока есть возможность, надо уходить: Сотникова уже не спасешь. Решив так, Рыбак скоренько
забросил за спину карабин, решительным усилием взвалил на плечи овцу и, спотыкаясь о кочки,
припустился краем болота.
Наверно, он далеко уже ушел с того места и снова выбился из сил. Выстрелы сзади стихли, и он,
прислушиваясь к тишине, с неясным облегчением думал, что, по-видимому, там все уже кончено. Но
спустя минуту или две выстрелы раздались снова. Бабахнуло три раза, одна пуля с затухающим визгом
прошла над болотом. Значит, Сотников еще жил. И именно эти неожиданные выстрелы отозвались в
Рыбаке новой тревогой. Они сдерживали его бег и будоражили его обостренные опасностью чувства.
Овца все тяжелела, порой ее мягкий, податливый груз казался чужим и нелепым, и он механически
тащил ее, думая совсем о другом.
Через минуту впереди показался неглубокий овражек-промоина, возможно - берег замерзшей
речушки. Наверно, следовало перейти на другую сторону, но только Рыбак сунулся туда, как,
поскользнувшись, выпустил ношу и на спине сполз по снегу до низа. Выругавшись, вскочил, разгребая
руками снег, выбрался наверх и вдруг отчетливо понял, что уходить нельзя. Как можно столько силы
тратить на эту проклятую овцу, если там оставался товарищ? Конечно, Сотников был еще жив и
напоминал о себе выстрелами. По существу, он прикрывал Рыбака, тем спасая его от гибели, но ему
самому было очень плохо. Ему уже не выбраться. А Рыбаку так просто было уйти - вряд ли его теперь
догонят.
Но что он скажет в лесу?
Вся неприглядность его прежнего намерения стала столь очевидной, что Рыбак тихо выругался и в
смятении опустился на край овражка. Вдали, за кустарником, грохнул еще один выстрел, и больше
выстрелов с пригорка уже не было. «Может, там что изменилось», - подумал Рыбак. Наступила какая-то
тягучая пауза, в течение которой у него окончательно созрело новое решение, и он вскочил.
Стараясь не рассуждать больше, он быстрым шагом двинулся по своему следу назад.
6
Сотников не имел намерения начинать перестрелку - он просто упал на склоне, в голове закружилось,
все вокруг поплыло, и он испугался, что уже не поднимется.
Отсюда ему хорошо было видно, как Рыбак внизу изо всех сил мчался к кустарнику, руки его по-
прежнему были заняты ношей, и Сотников не позвал его, не крикнул, потому как знал: спасаться уже
поздно. Задыхаясь от усталости, он неподвижно лежал в снегу, пока не услышал сзади голоса и не
понял, что его скоро схватят. Тогда он вытащил из снега винтовку и, чтобы на минуту отодвинуть от себя
то самое страшное, что должно было произойти, выстрелил в сумерки. Пусть знают, что так просто он им
не дастся.
Наверно, его выстрел подействовал: они там, в поле, вроде бы остановились. И он подумал, что надо
воспользоваться случаем и все же попытаться уйти. Хотя он и знал, что шансы его слишком ничтожны,
он все же совладал со своей слабостью, напрягся и, опершись на винтовку, встал. В это время они
появились неожиданно близко от него - три неподвижных силуэта на сером горбу пригорка. Наверно
заметив его, крайний справа что-то вскрикнул, и Сотников, почти не целясь, выстрелил второй раз. Было
видно, как они там шарахнулись от его пули, присели или пригнулись в ожидании новых выстрелов. Он
же, загребая бурками снег, шатко и неуверенно побежал вниз, каждую секунду рискуя снова
распластаться на заснеженном склоне. Рыбак уже был далеко, под самым кустарником, и Сотников
подумал: может, уйдет? Он и сам из последних сил старался подальше отбежать от этого пригорка, но не
сделал и сотни шагов, как сзади почти залпом ударили выстрелы.
Несколько шагов он еще бежал, уже чувствуя, что упадет, - в правом бедре вдруг запекло, липкая
горячая мокрядь поползла по колену в бурок. Еще через несколько шагов почти перестал чувствовать