Повести
Шрифт:
– Давай, давай! Бегом!
– негромко крикнул он Сотникову, с места пускаясь в бег.
Ноги его сразу обрели легкость, тело, как всегда в минуты опасности, стало ловким и сильным. И
вдруг в пяти шагах от себя он увидел дорогу - разъезженные ее колеи наискось пересекали их путь.
Теперь уже стало понятно, что это та самая дорога, по которой ехали, он взглянул в сторону и отчетливо
118
увидел поодаль тусклые подвижные пятна; был слышен негромкий перезвон чего-то из упряжи, сани
уверенно приближались. Совладав с коротким замешательством, Рыбак, будто заминированную полосу,
перебежал эту проклятую дорогу, так неожиданно и не ко времени появившуюся перед ними, и тут же
ясно почувствовал, что сделал не то. Наверно, надо бы податься назад, по ту сторону, но было уже
поздно о том и думать. Проламывая сапогами наст, он бежал на пригорок и с замиранием сердца ждал,
что вот-вот их окликнут.
Еще не достигнув вершины, за которой начинался спуск, он снова оглянулся. Сани уже явственно
были видны на дороге: их оказалось двое - вторые почти впритык следовали за первыми. Но седоков
пока еще нельзя было различить в сумерках, крику также не было слышно, и он с маленькой, очень
желанной теперь надеждой подумал, что, может еще, это крестьяне. Если не окликнут, то, наверно,
крестьяне - по какой-то причине запоздали в ночи и возвращаются в свою деревню. Тогда напрасен этот
его испуг. Обнадеженный этой неожиданной мыслью, он спокойнее раза два выдохнул и на бегу
обернулся к Сотникову. Тот, как назло, шатко топал невдалеке, будто не в состоянии уже поднапрячься,
чтобы пробежать каких-нибудь сотню шагов до вершины пригорка.
И тогда ночную тишь всколыхнул злой, угрожающий окрик:
– Э-эй! А ну стой!
«Черта с два тебе стой!» - подумал Рыбак и с новой силой бросился по снегу. Ему оставалось уже
немного, чтобы скрыться за покатой спиной пригорка, дальше, кажется, начинался спуск - там бы они,
наверно, ушли: Но именно в этот момент сани остановились, и несколько голосов оттуда яростно
закричало вдогон:
– Стой! Стой! Стрелять будем! Стой!
В сознании Рыбака мелькнула сквернейшая из мыслей: «Попались!» - все стало просто и до
душевной боли знакомо. Рыбак устало бежал по широкому верху пригорка, мучительно сознавая, что
главное сейчас - как можно дальше уйти. Наверно, на лошадях догонять не будут, а стрелять пусть
стреляют: ночью не очень попадешь. Овцу, которая так некстати оказалась теперь на его плечах, он,
однако, не бросил - тащил на себе, не желая расставаться со слабой надеждой на то, что еще как-либо
прорвутся.
Вскоре он перебежал и пригорок и размашисто помчался по его обратному склону вниз. Ноги так
несли его, что Рыбак опасался, как бы не упасть с ношей. Немецкий карабин за спиной больно бил по
бедру прикладом, тихонько - звякали в карманах патроны. Еще издали он приметил что-то расплывчато-
темное впереди, наверно, опять кустарник, и повернул к нему. Крики позади умолкли, выстрелов пока не
было. Похоже было на то, что они с Сотниковым уже скрылись из поля зрения тех, на дороге.
Но вот склон пригорка окончился, стал глубже снег, и Рыбак, охваченный новой заботой, глянул назад.
Сотников отстал так далеко, что показалось: вот-вот его схватят живьем. Впрочем, тот и теперь как будто
совсем не спешил - не бежал, а едва тащился в снеговом сумраке. И самое скверное было то, что Рыбак
ничем не мог пособить ему, он только безостановочно стремился вперед, тем самым увлекая товарища.
Надо было добежать до кустарника, который вроде уже недалеко чернел впереди.
– Стой! Бандитское отродье, стой!
– опять раздались сзади угрожающие, с ругательством крики.
Значит, все-таки догоняют. Не оглядываясь - неудобно было оглянуться с овцой, - Рыбак по крикам
понял, что те уже на пригорке и, наверно, увидели их. Слишком невыгодным оказалось их положение,
особенно Сотникова, которому до кустарников еще бежать и бежать. Ну что ж... Как всегда, в минуту
наибольшей опасности каждый заботился о себе, брал свою судьбу в собственные руки. Что до Рыбака,
то который уже раз за войну его выручали ноги.
Кустарник, оказывается, был значительно дальше, чем показалось в ночи. Рыбак не одолел еще и
половины пути к нему, как сзади загрохали выстрелы. Стрелки были, однако, более чем никудышные, он,
не оглядываясь, понял это по тому, как тугой струной над ним прошла пуля. Слишком высоко прошла,
это он понял точно. И он заставил себя под теми пулями добежать до кустарника.
Наверно, тут начиналось луговое болотце - на снежной равнине ощетинился голыми ветвями
ольшаник, в рыхлом снегу под ногами мягко бугрились кочки. Рыбак упал в самом начале кустарника,
свалил со спины овцу. Пожалуй, надо было бежать дальше, но у него уже не оставалось сил. Сзади
вовсю шла перестрелка, и он понял, что их задержал Сотников. Сначала это обрадовало Рыбака: значит,
оторвался, теперь в кустарнике можно запутать свой след и уйти. Но прежде надо было оглядеться. С
карабином в руке он привстал на коленях и увидел вдали Сотникова, который слабо шевелился под