Повести
Шрифт:
холодного воздуха. Пожилой, с коротко подстриженной бородой человек, сидевший за столом в
наброшенном на плечи тулупчике, поднял седую голову. На его широком, непривычно освещенном снизу
лице коротко блеснул недовольный взгляд, тут же, однако, и потухший под низко опущенными седыми
бровями.
– Добрый вечер, - со сдержанной вежливостью поздоровался Рыбак.
Конечно, можно бы и без этого приветствия немецкому прислужнику, но Рыбаку не хотелось сразу
начинать неприятный для него разговор. Старик, однако, не ответил, даже не пошевелился за столом,
только еще раз, уже без всякого любопытства, поглядел на них.
Сзади все несло холодом - Сотников неумело громыхал дверью, тщетно стараясь захлопнуть ее.
Рыбак обернулся, с привычным пристуком закрыл дверь. Хозяин наконец медленно выпрямился за
столом, не меняя, однако, безучастного выражения на лице, будто и не догадывался, кто они, эти
непрошеные ночные пришельцы.
– Ты здешний староста?
– официально спросил Рыбак, вразвалку направляясь к столу. В трофейных
его сапогах было скользко с мороза, и он невольно сдерживал шаг.
112
Старик вздохнул и, наверно поняв, что предстоит разговор, закрыл толстую книгу, которую перед тем
читал у коптилки.
– Староста, ну, - сказал он ровным, без тени испуга или подобострастия голосом.
В то время в запечье послышался короткий шорох, и из-за занавески, поправляя на голове платок,
появилась маленькая, худенькая и, видно по всему, очень подвижная женщина - наверно, хозяйка этой
избы. Рыбак снял с плеча и приставил к ногам карабин.
– Догадываешься, кто мы?
– Не слепой, вижу. Но ежли за водкой, так нету. Всю забрали.
Рыбак со значением взглянул на Сотникова: старый пень - не принимает ли он их за полицаев?
Впрочем, так, может, и лучше, подумал он и, сохраняя добродушную невозмутимость, сказал:
– Что ж, обойдемся без водки.
Староста помолчал, будто размышляя над чем-то, подвинул на край стола миску с коптилкой. На полу
стало светлее.
– Если так, садитесь.
– Ага, садитесь, садитесь, детки, - обрадовалась приглашению хозяина женщина. Подхватив от стола
скамейку, она поставила ее у печки, в которой, видно было, догорали на ночь дрова.
– Тут будет теплее,
наверно же, озябли. Мороз такой...
– Можно и присесть, - согласился Рыбак, но сам не сел - кивнул Сотникову: - Садись, грейся.
Сотникова не надо было уговаривать - он тотчас опустился на лавку и прислонился спиной к
побеленному боку печи. Винтовку держал в руках, будто опирался на нее, пилотку на голове не поправил
даже - как была глубоко насунута на примороженные уши, так и осталась. Рыбаку тем временем
становилось все теплее, он расстегнул сверху полушубок и сдвинул на затылок шапку. Хозяин оставался
за столом с независимо-бесстрастным видом, а хозяйка, сложив на животе руки, настороженно и
трепетно следила за каждым их движением, «Боится», - подумал Рыбак. Следуя своей партизанской
привычке, он, прежде чем сесть, прошелся по избе, будто невзначай заглянул в темный запечек и
остановился возле красного фанерного шкафа, отгораживавшего угол с кроватью. Хозяйка уважительно
отступила в сторону.
– Там никого, детки, никого.
– Что, одни живете?
– Одни. Вот с дедом так и коптим свет, - с заметной печалью сказала женщина. И вдруг не
предложила, а как бы запросила даже: - Может, вы бы поели чего? Верно ж, голодные, а? Конечно, с
мороза да без горячего...
Рыбак улыбнулся и довольно потер озябшие руки.
– Может, и поедим. Как думаешь? - с деланной нерешительностью обратился он к Сотникову. -
Подкрепимся, если пани старостиха угощает. .
– Вот и хорошо. Я сейчас, - обрадовалась женщина.
– Капусточка, наверно, теплая еще. И это... Может,
бульбочки сварить?
– Нет, варить не надо. Некогда, - решительно возразил Рыбак и искоса взглянул на старосту, который,
облокотясь на стол, неподвижно сидел в углу.
Над ним, повязанные вышитыми полотенцами, темнели три старинные иконы. Рыбак тяжело протопал
сапогами к простенку и остановился перед большой застекленной рамой с фотографиями. Он
умышленно избегал прямо взглянуть на старосту, чувствуя, что тот сам, не переставая, втихомолку
наблюдает за ним.
– Значит, немцам служишь?
– Приходится, - вздохнул старик.
– Что поделаешь!
– И много платят?
Дед не мог не почувствовать явной издевки в этом вопросе, но ответил спокойно, с достоинством:
– Не спрашивал и знать не хочу. Своим обойдусь.
«Однако!
– заметил про себя Рыбак.
– Видно, с характером».
В березовой раме на стене среди полдюжины различных фотографий он высмотрел молодого, чем-то
неуловимым похожего на этого деда парня в гимнастерке с артиллерийскими эмблемами в петлицах и
тремя значками на груди. Было в его взгляде что-то безмятежно-спокойное и в то же время по-молодому
наивно уверенное в себе.
– Кто это? Сын, может?
– Сын, сын. Толик наш, - ласково подтвердила хозяйка, останавливаясь и через плечо Рыбака
заглядывая на фото.
– А теперь где он? Не в полиции случайно?
Староста поднял нахмуренное лицо.
– А нам откуда знать? На фронте был...