Повести
Шрифт:
было ясно.
– Так! Пошли!
– жестко приказал он.
Вскинув руки, к Рыбаку бросилась старостиха.
– Ой, сыночек, куда же ты? Не надо, пожалей дурака. Старик он, по глупости своей...
Староста, однако, не заставил повторять приказ и с завидным самообладанием неторопливо
поднялся за столом, надел в рукава тулуп. Был он совсем седой и, несмотря на годы, большой и
плечистый - встав, заслонил собой весь угол с иконами.
– Замолчи!
– приказал он жене.
– Ну!
Видно, старостиха привыкла к послушанию - всхлипнула напоследок и подалась за занавеску.
Староста осторожно, будто боясь что-то задеть, вылез из-за стола.
– Ну что ж, воля ваша. Бейте! Не вы, так другие.
Вон, - он коротко кивнул на простенок, - ставили уже, стреляли.
Рыбак невольно взглянул, куда указывал хозяин; действительно, на белой стене у окна чернело
несколько дыр - похоже, от пуль.
– Кто стрелял?
Готовый ко всему, хозяин неподвижно стоял на середине избы.
– А такие, как вы. Водки требовали.
Рыбак внутренне передернулся: он не хотел уподобляться кому-то. Свои намерения он считал
справедливыми, но, обнаружив чьи-то, похожие на свои, воспринимал собственные уже в несколько
другом свете. И в то же время не верилось, чтобы староста его обманывал - таким тоном не врут.
Тихонько всхлипывая, из-за занавески выглядывала старостиха. На скамейке, сгорбившись, кашлял
Сотников, но он ни одним словом не вмешался в его разговор с хозяином - кажется, напарнику было не
до того.
– Так. Корова есть?
– Есть. Пока что, - безо всякого интереса к новому обороту дела отрешенно ответил староста.
Старостиха перестала всхлипывать и затихла, прислушиваясь к разговору. Рыбак раздумывал: было
весьма соблазнительно пригнать в лес корову, но, пожалуй, отсюда будет далеко, можно не успеть до
утра.
– Так, пошли!
Он закинул за плечо карабин, староста покорно надел снятую с гвоздя шапку и молча распахнул
дверь. Направляясь за ним, Рыбак кивнул Сотникову:
– Ты подожди.
4
Как только дверь за ним затворилась, хозяйка бросилась к порогу.
– Ой, божечка! Куда же он его? Ой, за что же он? Ой, господи!
– Назад!
– хрипло выдавил Сотников и, не поднимаясь со скамьи, вытянул ногу, преграждая путь к
двери.
Женщина испуганно остановилась. Она то всхлипывала, то смолкала, напряженно прислушиваясь к
звукам извне. Сотников плохо уловил смысл недавнего здесь разговора, но то, что дошло до его
затуманенного горячкой сознания, давало основание думать, что Рыбак, наверное, пристрелит старосту.
Но шло время, а выстрела не было. Закрывая рот уголком платка, женщина все охала и причитала, а
Сотников сидел на скамье и стерег, чтобы она не выскочила во двор - не подняла бы крик. Чувствовал он
себя плохо. Донимал кашель, очень болела голова, возле горячей печи его бросало то в жар, то в холод.
– Сынок, дай же я выйду! Дай гляну, что они там...
– Нечего глядеть.
Женщина слепо кидалась в полумраке избы, все причитая, наверно, чтобы разжалобить его я
прорваться к двери. Но ничего не выйдет, он не поддастся на эти ее причитания. Он очень хорошо
помнил, как прошлым летом его чрезмерная доверчивость к такой же вот тетке едва не стоила ему
жизни. И та с виду тоже сама простота, с благообразным лицом, в белом платочке на голове.
Выйдя из леска, он сразу заметил ее среди свекольной ботвы на огороде и подумал: вот хорошо! Она
укажет, как попасть на тропу через болото Черные Выгоры, которое, как сказали ему вчера, можно
перейти, лишь разыскав единственную тропку, берущую начало вот от этой деревни.
Он выбрался из мокрого кустарника и вдоль полоски рослой конопли, никем не замеченный, близко
подошел к ней, сосредоточенно колупавшейся в грядках. До сих пор его глазам видится ее подоткнутая
темная юбка, белые, незагоревшие икры ног и какая-то поношенная куртка с заплаткою на плече.
Женщина ломала ботву и не сразу увидела его. Он сдержанно поздоровался, и она, к удивлению, не
испугалась, только пристально вгляделась в него, слушая и будто не понимая его такой простой просьбы.
Потом она все очень толково объяснила - и как попасть на тропинку и перейти кладки, и по какую руку
оставить хвойный грудок, чтобы не угодить в трясину. Он поблагодарил и хотел уже идти дальше, как
115
она, оглянувшись, сказала: «Погоди, наверное же, голодный», - торопливо сложила в подол ботву и
повела его по меже на усадьбу. И надо же было ему согласиться! Но он и в самом деле, как весенний
волк, был выморен голодом и покорно пошел за ней, радостно предвкушая сытный деревенский завтрак.
Пока они шли, она так же ласково обращалась к нему «сынок» и еще, помнил, раза два назвала его
«горотничком» - был он небритый, как и сейчас, неумытый, мокрый по колени от росы и вообще весьма
жалкий на вид. Разговаривать по-здешнему тоже не умел и скрыть свое явно армейское происхождение
не мог - сразу было видать, кто он и откуда. Оружия в то время у него никакого не было - лишь накануне
чудом удалось избежать смерти, когда уже не оставалось малейшей надежды спастись...