Повести
Шрифт:
Только он успел сказать это, как где-то за дверью послышался топот шагов, знакомо брякнул засов, и
скоро в глаза ярко ударил свет зимнего дня. В сиянии этого света на пороге появилась поджарая фигура
Стася в подпоясанном армейском бушлате, с закинутым за плечо карабином.
– Ну, где цвай бандит? К следователю!
Полицай хохотнул коротко и противно, а в Рыбаке что-то мучительно перевернулось внутри. Наверно,
с излишней поспешностью он вскочил на ноги и пошел на вызов.
промелькнул вопрос: где Сотников? Сначала же, наверно, должны были привести Сотникова, а потом
уже взять на допрос его. Или, может, Сотникова уже убили?
Он покорно подошел к ступенькам, обождал, пока Стась закрыл за ним дверь, потом впереди
конвоира быстро взбежал наверх. Двигался он почти механически, без всякого участия сознания, не
замечая ничего вокруг. Чувствовал себя отвратительно. Нет, это не было страхом: его донимало
бессилие, невозможность прибегнуть к испытанному средству - силе, чтобы по-солдатски постоять за
себя. Отсутствие всякого выбора предельно сузило его возможности, мысль относительно старосты
осталась лишь намерением - он не продумал ее как следует, ничего не решил конкретно и теперь нес к
следователю полное смятение в душе.
– Вот полушубочек и скинешь, - с силой хлопнул его по плечу Стась.
– А ничего полушубочек, ей-богу.
И сапоги! Ну, сапожки-то я заберу. А то жаль такие трепать, правда?
– сказал он доверительно, взмахнув
перед арестантом ногой в добротном хромовом сапоге.
– У тебя какой номер?
– Тридцать девятый, - солгал Рыбак, замедляя шаг: после смрадного подвала хотелось хоть
надышаться.
– Холера, маловаты! Эй, в рот тебе оглоблю!
– вдруг вызверился полицай.
– Шире шаг!
202
Остерегаясь тумака, Рыбак не стал упрямиться - быстрым шагом проскочил крыльцо, двери,
недлинный полутемный коридор с мордатым дневальным у тумбочки. Стась вежливо постучал согнутым
пальцем в филенку какой-то двери:
– Можно?
Будто во сне, предчувствуя, как сейчас окончательно рухнет и рассыплется вся его жизнь, Рыбак
переступил порог и вперся взглядом в могучую печь-голландку, которая каким-то недобрым
предзнаменованием встала на его пути. Ее крутые черного цвета бока всем своим траурным видом
напоминали нелепый обелиск на чьей-то могиле. За столом у окна стоял щупловатый человек в пиджаке,
он ждал. Рыбак остановился у порога, подумав, не тот ли это полицай-следователь, о котором говорил
староста.
– Фамилия?
– гаркнул человек.
Он был явно рассержен чем-то, его немолодое личико недобро хмурилось, взгляд исподлобья жестко
ощупывал арестанта.
– Рыбак, - подумав, сказал арестант.
– Год рождения?
– Девятьсот шестнадцатый.
– Где родился?
– Под Гомелем.
Следователь отошел от окна, сел в кресло. Держал он себя настороженно, энергично, но вроде не так
угрожающе, как это показалось Рыбаку вначале.
– Садись.
Рыбак сделал три шага и осторожно опустился на скрипучий венский стульчик напротив стола.
– Жить хочешь?
Странный этот вопрос своей неожиданностью несколько снял напряжение, Рыбаку даже
послышалось в нем что-то от шутки, и он неловко пошевелился на стуле.
– Ну кому ж жить не хочется. Конечно...
Однако следователь, кажется, был далек от того, чтобы шутить, и в прежнем темпе продолжал сыпать
вопросами:
– Так. Куда шли?
Энергичная постановка вопросов, наверное, требовала такого же темпа в ответах, но Рыбак опасался
прозевать каком-либо подвох в словах следователя и несколько медлил.
– Шли за продуктами. Надо было пополнить припасы, - сказал он и подумал: «Черт с ним! Кто не знает,
что партизаны тоже едят. Какая тут может быть тайна?»
– Так, хорошо. Проверим. Куда шли?
Было видно, как следователь напрягся за столом, пристально вглядываясь в малейшее изменение в
лице пленника. Рыбак, однако, разгладил на колене полу полушубка, поскреб там какое-то пятнышко - он
старался отвечать обдуманно.
– Так это... На хутор шли, а он вдруг оказался спаленный. Ну, пошли куда глаза глядят.
– Какой хутор сожжен?
– Ну тот, Кульгаев или как его? Который под лесом.
– Верно. Кульгаев сожжен. Немцы сожгли. А Кульгай и все кульганята расстреляны.
«Слава богу, не придется взять грех на душу», - с облегчением подумал Рыбак.
– Как оказались в Лесинах?
– Обыкновенно. Набрели ночью, ну и... зашли к старосте.
– Так, так, понятно, - соображая что-то, прикинул следователь.
– Значит, шли к старосте?
– Нет, почему? Шли на хутор, я же сказал...
– На хутор. Понятно. А кто командир банды?
– вдруг спросил следователь и, полный внимания, замер,
вперив в него жесткий, все замечающий взгляд.
Рыбак подумал, что тут уж можно солгать - пусть проверят. Разве что Сотников...
– Командир отряда? Ну этот. . Дубовой.
– Дубовой?
– почему-то удивился следователь.
Рыбак продолжительным взглядом уставился в его глаза. Но не затем, чтобы уверить следователя в
правдивости своей лжи, важно было понять: верят ему или нет?
– Прохвост! Уже с Дубовым снюхался! Так я и знал! Осенью не взяли, и вот, пожалуйста...