Повести
Шрифт:
на снегу и повалился на бок. К нему бросился Сотников, но помощь тому уже была без надобности, и
Сотников с винтовкой убитого пустился догонять Рыбака.
Оставшись вдвоем, они залегли за небольшим холмиком, тут было безопаснее, отдышавшись, можно
было бежать дальше. Но вдруг Рыбак вспомнил, что у Гастиновича в сумке осталась горбушка хлеба,
которой тот разжился вчера на хуторе. Всю неделю они голодали, и эта горбушка так завладела его
вниманием, что Рыбак, недолго
взял под обстрел немцев, прикрывая тем Рыбака, благополучно проползшего сотню метров, отделявшую
их от Гастиновича. Они тут же разломали горбушку и, пока догоняли своих, съели ее.
Тогда все обошлось, отряд осел в Горелом болоте, и они с Сотниковым, хотя еще мало что знали друг
о друге, стали держаться вместе - рядом спали, ели из одного котелка и, может, потому вместе попали на
это задание.
Но теперь конец, это точно. Не важно, что они не отстреливались - все-таки их взяли с оружием, и
этого было достаточно, чтобы расстрелять обоих. Конечно, ни на что другое Рыбак и не рассчитывал,
когда вставал из-за пакли, но все же...
Он хотел жить! Он еще и теперь не терял надежды, каждую секунду ждал случая, чтобы обойти
судьбу и спастись. Сотников уже не имел для него большого значения. Оказавшись в плену, бывший
комбат освобождал его от всех прежних по отношению к себе обязательств. Теперь лишь бы повезло, и
совесть Рыбака перед ним была бы чистой - не мог же он в таких обстоятельствах спасти еще и
раненого. И он все шарил глазами вокруг с той самой минуты, как поднял руки: на чердаке, потом в
сенях, все ловил момент, чтобы убежать. Но там убежать не было никакой возможности, а потом им
связали руки, - сколько он незаметно ни выкручивал их из петли, ничего не получалось. И он думал:
проклятая супонь, неужели из-за нее придется погибнуть?
А может, стоило попытать счастья со связанными руками? Но для этого надо было более подходящее
место, не ровнядь, а какой-нибудь поворот, овражек с кустарником, какой-либо обрыв и, разумеется, лес.
Тут же, на беду, было чистое поле, пригорок, затем дорога пошла низиной. Однажды попался мостик, но
овражек при нем был совсем неглубокий, открытый, в таком не скроешься. Стараясь не очень вертеть
головой в санях, Рыбак тем не менее все примечал вокруг, высматривая хоть сколько-нибудь подходящее
для побега место, и не находил ничего. Так шло время, и чем они ближе подъезжали к местечку, тем все
196
большая тревога, почти растерянность овладевала Рыбаком. Становилось совершенно очевидным: они
пропали.
11
В том, что они пропали, Сотников не сомневался ни на минуту. И он напряженно молчал,
придавленный тяжестью вины, лежавшей на нем двойным грузом - и за Рыбака и за Дёмчиху. Особенно
его беспокоила Дёмчиха. Он думал также и о своей ночной перестрелке с полицией, в которой досталось
какому-то Ходоронку. Разумеется, подстрелил его Сотников.
Въезжали в местечко. Дорога шла между посадок - два ряда кривых верб с обеих сторон теснили
большак, потом как-то сразу началась улица. Было уже не рано, но кое-где еще тянулись из труб дымы, в
морозной дымке над заиндевелыми крышами невысоко висело холодное солнце. Впереди через улицу
торопливо прошла женщина с коромыслом на плечах. Отойдя по тропке к дому, обернулась, с затаенной
тревогой вглядываясь в сани с полицаями. В соседнем дворе выскочила из избы простоволосая, в
галошах на босу ногу девушка, плеснула на снег помоями и, прежде чем пугливо исчезнуть в дверях,
также с любопытством оглянулась на дорогу. Где-то заливалась лаем собака; бесприютно возились
нахохлившиеся воробьи в голых ветвях, верб. Здесь шла своя, неспокойная, трудная, но все-таки
будничная жизнь, от которой давно уже отвыкли и Сотников и Рыбак.
Сани переехали мостик и возле деревянного с мезонином дома свернули на боковую улочку. Кажется,
подъезжали. Как ни странно, но Сотникову хотелось скорее приехать, он мучительно озяб на ветру в
поле; селение, как всегда, сулило кров и пристанище, хотя на этот раз пристанище, разумеется, будет без
радости. Но все равно тянуло в какое-нибудь помещение, чтоб хоть немного согреться.
Еще издали Сотников увидел впереди широкие новые ворота и возле них полицая в длинном
караульном тулупе, с винтовкой под мышкой. Рядом высился прочный каменный дом, наверно бывшая
лавка или какое-нибудь учреждение, с четырьмя зарешеченными по фасаду окнами. Полицай, наверное,
ждал их и, когда сани подъехали ближе, взял на ремень винтовку и широко распахнул ворота. Двое саней
въехали в просторный, очищенный от снега двор, со старой, обглоданной коновязью у забора, каким-то
сарайчиком, дощатой уборной в углу. На крыльце сразу же появился подтянутый малый в немецком
кителе, на рукаве которого белела аккуратно разглаженная полицейская повязка.
– Привезли?
– А то как же!
– хвастливо отозвался Стась.
– Мы да кабы не привезли. Вот, принимай кроликов!
Он легко соскочил с саней, небрежно закинул за плечо винтовку. Вокруг был забор - отсюда уже не
убежишь. Пока возчик и Рыбак выбирались из саней, Сотников осматривал дом, где, по всей