Повести
Шрифт:
то закричал там повелительно и строго, и вот человек пять их пустились вдогонку. Он ясно увидел их,
оглянувшись, и на секунду замешкался, соображая, остановиться ему, чтобы огнем из ППД умерить их
прыть, или скорее ускользать в темноту. Но у него уже не получалось скорее, он быстро слабел от боли,
едва управляясь с лыжами.
Сзади несколько раз выстрелили, часто и не очень звучно, похоже, из пистолетов, но он все же
оторвался от них, теперь попасть в него
ноги. Он, не оглядываясь, пригнулся пониже и изо всех быстро убывающих сил старался побыстрее
вырваться из этого огорода. Но вот и еще одна пуля протянула свою визгливую струну над самой его
головой, он вскинул автомат, чтобы дать очередь, как откуда-то спереди сильно и звучно бахнуло раз и
второй. Он понял радостно, почти спасительно: это Пивоваров - выстрел своей трехлинейки он бы узнал
где хочешь. Из сумерек еще и еще, почти навстречу ему один за другим сверкнули три частых удара,
пули прошли совсем рядом, но он был уверен: своя пуля его не зацепит.
– Скорее, товарищ лейтенант!
Ивановский упал, немного не дойдя до изгороди, но не от боли в груди, которая быстро завладевала
всей его правой половиной тела, а оттого, что не хватало дыхания. Он задохнулся. Но он знал, что
Пивоваров уже где-то рядом и не оставит его.
Сплюнув снег, он тут же попытался подняться, но ноги его странно отяжелели, к тому же мешали
скрестившиеся при падении лыжи. Одна из них вовсе соскочила с ноги, тогда он дернул другой и тоже
47 Мне показалось - русский... (нем.)
86
высвободил ее из крепления. Сзади еще хлопнуло несколько выстрелов, но, похоже, его не
преследовали, их задержал Пивоваров, который и выбежал к нему из сумерек.
– Товарищ лейтенант!..
– Тихо! Дай руку.
– Я уложил там одного! Пусть теперь сунутся...
Кажется, он не очень и удивился его ранению, быстро помог подняться, но, видно, бойца занимало
другое, и он даже не пытался скрыть это. Похоже, он и не догадывался, как просто теперь их могли
уложить тут обоих.
Лейтенант хотел было собрать лыжи, но опять голова у него закружилась, и он ткнулся плечом в
мягкий морозный снег. Пивоваров, наверно, только теперь поняв состояние командира и скинув со своих
ног лыжи, опять бросился к нему на помощь.
– Что, вас здорово, а? Товарищ лейтенант?
– Ничего, ничего, - выдавил из себя Ивановский.
– Поддержи...
Надо было как можно скорее уходить отсюда, с минуты на минуту их могли настичь немцы. Пивоваров
примолк вдруг и, поддерживая отяжелевшее тело лейтенанта, повел его куда-то в темень, подальше от
деревни, в поле. Ивановский послушно тащился по снегу, заплетаясь ногами, в голове его хмельно
кружилось, начинало тошнить. Два раза он сплюнул на снег что-то темное, обильное, не сразу поняв, что
это кровь. «Хорошо получил!.. Хорошо получил!» - думал он почти со злорадством, как о ком-то другом,
не о себе.
Они не оглядывались, но и без того было слышно, что сзади не унимался переполох, раздавались
крики. Правда, выстрелов не было, но все еще доносившиеся встревоженные голоса подгоняли их пуще
стрельбы. Очевидно, немцы высыпали на околицу или, может, шли следом. У Ивановского уже все было
мокро от пота и крови, на боку через бязь маскхалата проступило темное большое пятно, он трудно,
загнанно дышал, то и дело сплевывая на снег кровавые сгустки. Несколько раз оба они падали, но
Пивоваров, наскоро отдышавшись, вскакивал, хватал лейтенанта под мышки, и они снова шатко и
неровно брели в серые морозные сумерки, петляя по зимнему, продутому всеми ветрами полю.
Когда уже совсем обессилели оба, лейтенант, выплюнув кровавую пену, промычал «стой» и упал
боком на снег. Рядом упал Пивоваров. Уже нигде ничего не было слышно и ничего не видать, даже не
понять было, в какой стороне деревня. Думалось, они ушли на край света, где нет ни своих, ни немцев, и
Пивоваров, отдышавшись, сел на снегу.
– Сейчас перевяжем, - сказал он, зашарив по карманам в поисках бинта.
– Куда вас?
– В грудь. Под рукой вот. .
– Ничего, ничего! Сейчас. Перевяжу. А я тому как дал, так сразу... Другой, гляжу, драла... Целую
обойму выпустил.
Ивановский откинулся на спину, расстегнул ремень, телогрейку. Пивоваров холодными руками
зашарил по телу. Кровь, обильно пропитавшая одежду, начала уже остывать и жгла на морозе как лед.
Впрочем, жегся, возможно, набившийся всюду снег, лейтенант то и дело содрогался в ознобе, но терпел
молча. Боец туго обмотал его грудь двумя или тремя пакетами, накрепко связал их концы.
– Больно очень?
– Да уж больно, - с раздражением ответил Ивановский.
– Все, застегни ремень.
Пивоваров помог командиру привести себя в порядок, застегнул на телогрейке ремень, одернул
куртку маскхалата. Постепенно лейтенант начал согреваться, хотя тело его все еще бил мелкий нервный
озноб, от которого спирало дыхание.
– Не надо было туда идти, - сказал боец, вытирая о шаровары испачканные кровью руки.
– Да? Что ж ты не сказал раньше?
– Так я не знал, - пожал одним плечом Пивоваров.