Повести
Шрифт:
ней по озеру.
Как-то под вечер, когда лошади были уже выкупаны и стояли на привязи, а дневальные шли в
комендатуру за обедом, Игорь взял прихваченные из дому удочки и пошел на протоку половить окуней.
Клевало, однако, плохо, и он уже собрался было перейти на другое место, как из ольшаника вылезли
Колька Боровский и Яша Финкель, школьные его приятели. После недолгого разговора они дали понять,
что есть возможность «стырить» комендантову лодку и сплавать к другому берегу, где синел большой
хвойный лес и где никто из них еще не был. Игорю эта затея показалась весьма заманчивой, кого из
84
местечковых ребят не привлекал тот берег, но добраться к нему было трудно - на пути лежало топкое с
провалами болото в устье протоки, в которой, говорили, жил водяной. Было соблазнительно завладеть
лодкой, но у коновязи оставался дежурный Митяев, отвечавший за эту лодку перед самим капитаном
Зарубиным. Когда Игорь сказал об этом ребятам, те заухмылялись. Оказывается, они уже высмотрели,
что Митяев спал под кустом на попоне, а что касается замка, то Колька тут же выложил перед Игорем
большой ключ от отцовского дровяного сарая, запиравшегося в точности таким же замком, как и
зарубинская лодка. Игорю ничего более не оставалось, как взять этот ключ и легко и просто отомкнуть
замок лодки.
Весел у них не было, нашелся лишь длинный еловый шест, они тихонько стащили лодку на отмель и
попрыгали в нее. Сначала отпихивались шестом, потом начали грести руками, кое-как лодка выплыла на
середину, и тут обнаружилось, что она рассохлась на берегу сверх меры, и сквозь ее борта ручьями
полилась вода. Выливать воду было нечем, они попытались выплескивать ее горстями, но лодка все
больше уходила кормой под воду, и вскоре ребятам пришлось в спешном порядке покинуть судно.
Вдоволь нахлебавшись теплой воды, они кое-как добрались до берега. Лодка же медленно затонула.
Митяев у коновязи спал так крепко, что ничего не услышал, а ребята высушились в укромном
местечке и к вечеру разошлись по домам. Назавтра, разумеется, начались поиски пропажи, оказалось,
кто-то видел возле купальни местечкового дебошира Темкина, на которого тут же и составили протокол.
Пытались допросить также и Игоря, бывшего с утра у коновязи, но дежурный Митяев не мог себе даже
представить своего любимца в роли похитителя и поручился за него. И когда день спустя Игорь скрепя
сердце все же признался Митяеву в своей виновности, тот сперва ему не поверил. Пришлось указать
место, где неглубоко на илистом дне затонула лодка, которую скоро подняли и приволокли к берегу.
Завидев ее, Митяев лишь сплюнул в песок и отошел в сторону, даже не взглянув на обожаемого своего
помощника. Их двухлетняя дружба на том и окончилась. До самой демобилизации Митяев не сказал
парню ни единого слова, будто не замечал его вовсе, не отвечал на его приветствия, при встрече
проходил мимо, даже не удостаивая его взглядом. Игорь не обижался, знал: это презрение было вполне
им заслужено.
На их пути скоро оказался редкий молодой соснячок-посадка, они быстро прошли меж его ровных
рядов и вдруг оба враз замерли. На самой опушке, очевидно, была дорога, по которой теперь куда-то в
сторону, медленно, вихляя по ухабам, ползли в темноте машины. Сначала Ивановскому показалось, что
он сбился с пути и вышел на шоссе, но вскоре он понял, что это не шоссе вовсе, а, наверно, какой-
нибудь съезд с него в сторону. Но почему на этом съезде машины?
Затаясь, он недолго постоял на опушке. Машины проходили совсем близко, передняя шла с
включенными фарами, расхлябанно вихляя на неровностях крытым высоким кузовом. Следовавшие за
ней три другие машины тоже были высокие и крытые: что они везли, невозможно было понять. Но то, что
машины уходили в сторону от основной магистрали, наводило лейтенанта на некоторые
обнадеживающие размышления. Не приближаясь к дороге, он свернул вдоль опушки следом за ними.
Теперь он шел совсем медленно, часто останавливался и вслушивался. Далекий утробный гул
дизелей какое-то время еще был слышен, потом, заглушенный порывом ветра, как-то сразу затих.
Ивановский поправил на себе то и дело сползавший ремень с тяжелой гранатой, оглянулся на
Пивоварова. Тот был рядом, притихнув в предчувствии опасности и едва справляясь со своим дыханием.
– А ну посмотрим, что там. Ты приотстань чуток...
Пивоваров кивнул, поправляя за спиной винтовку, ремень от которой наискось перерезал его белую в
маскхалате узкую грудь. Конечно, жидковат телом оказался его помощник, но тут и дюжий бы, наверное,
сдал. Зашуршав по снегу лыжами, Ивановский пошел по опушке.
Рощица скоро кончилась, впереди был ручей или речка с кустарником по берегам, Ивановский с
заметным усилием уставшего человека перебрался через нее и еще прошел полем. Неожиданно для
себя он увидел дорогу - две колеи, глубоко прорезанные в снегу автомобильными скатами. Чтобы не
переходить ее и не потерять из виду, он вернулся назад и на некотором расстоянии пошел полем.
Деревня появилась неожиданно скоро - без единого звука, без проблеска света в серых сумерках