Повести
Шрифт:
— Успеешь выйти. Еще неизвестно, остановится или нет.
Но состав уже начал тормозить, заскрежетало под колесами. Из толпы несколько человек выскочили навстречу составу, железнодорожники попытались их перехватить, и тогда вся толпа рванулась к путям.
Не дожидаясь окончательной остановки, Кузьма спрыгнул, девчушка — за ним. Кузьма хотел поблагодарить проводника, но тот уже вступил в рукопашную с наседавшими на него пассажирами, ему было не до Кузьмы.
— Ну, приехали, — сказал Кузьма, утирая усы
Они перешли через пути, поднялись на пригорок.
— Тебе куда? — спросил Кузьма.
— Сюда же.
Кузьма огляделся. В Чихачеве осталось всего несколько домов, поэтому поселок показался Кузьме очень маленьким. Он увидел привокзальную сирень, но вокзала не было, среди кустов виднелись навалы битого кирпича. А вот фонарь, шестигранный фонарь на металлическом столбе, сохранился. Кузьма обрадовался ему, как старому знакомому.
— А может быть, нас кто-нибудь подвезет? — оглянулся Кузьма.
— Я пешком.
— Давай я ребенка понесу.
— Нет, нет, я сама.
Кузьму поразила тишина. Когда шли поселком, на путях еще пофыркивал паровоз, а как только вышли за околицу, наступила такая тишина, будто уши оглохли, захотелось поковырять в них пальцем. Удивительная тишина. Только птички посвистывают. Но негромко, далеко. А ветерок шевелит кусты, беззвучно перебирает и перещупывает листья.
Километра четыре шоссейная дорога, которой шли Кузьма и девчушка, тянулась вдоль железнодорожного полотна, их разделяла только канава. Кузьма оглянулся. Из-за пригорка толчками взлетал белый дымок.
— А ты из какой деревни? — еще раз спросил Кузьма попутчицу.
— Мне близко… Поезд еще стоит, — оглянувшись, сказала она. — Если побежать, можно успеть…
— Сейчас отойдет. Видишь, дымок стал повыше взлетать.
— Вы не думайте, что я какая-нибудь… Просто все так сложилось… У меня родители такие порядочные были… А теперь надо как-то выкручиваться.
— Оно верно, — охотно согласился Кузьма. — А у меня ведь здесь по пути кум живет. Он пораньше меня вернулся. Мимо пойду.
— А поезд еще стоит…
— Тут раньше дорога хорошая была, сейчас поразбили ее. Давай я ребенка понесу.
Она чуть замешкалась, протянула ребенка Кузьме, но, будто испугавшись чего-то, поспешно сказала:
— Нет, сама.
— Попить надо да мурло умыть, — сказал Кузьма и спустился в канаву. А девчушка прошла вперед, остановилась, поджидала Кузьму, беспокойно переступая с ноги на ногу.
— Не хочешь умыться? — спросил Кузьма. — Ух, хорошо! Хорошая водица!
— Нет… Подержите, пожалуйста… Я быстро…
— А? Давай, давай.
Пряча от Кузьмы глаза, пунцово покраснев, она передала ребенка. Прыгнула через канаву, споткнулась, упала на одно колено, вскочила и поспешно скрылась в кустарнике.
— А мы пойдем, пойдем помаленьку, прогуляемся. Вот так, — заглядывая под
Отойдя столько, сколько требовало приличие, Кузьма остановился. Подождал и еще немного прошел. Опять подождал. И как-то тревожно вдруг стало Кузьме. Будто что-то почувствовал он.
— Сейчас придет твоя мама. — Оглянулся. Нет, не идет. Не видно. Идти туда неудобно. Кузьма покачал ребенка. «Что такое? Что она там?» Он прошел несколько шагов назад. «Вот еще! Что там с ней?.. Да и неудобно!»
— Эй! — робко и тихо позвал Кузьма так, на всякий случай, надеясь, что она откликнется, — Эй! Дочка!
Но она не откликнулась. И тогда Кузьма позвал погромче:
— Дочь! Дочка!
Но опять никто не ответил.
«Да не случилось ли чего?» — заволновался Кузьма. — Он быстро зашагал туда, где оставил девчушку.
— Эй! Дочь! Ты где? Что с тобой? Эй!
Поскальзываясь на сырой и синей глине, перешел через канаву. Вот и то место, где она споткнулась, виден след подошвы резинового сапога.
— Дочь! Девчушка! Ты где?
«Что такое?» — испугался Кузьма, Одной рукой придерживая ребенка, другой раздвигая ветки, Кузьма торопливо облазил все кусты. И подальше отбежал, И опять к канаве вернулся. Сначала Кузьма надеялся, что сейчас найдет, увидит ее. А побегав, понял, что ее здесь нет. И не поверил сразу. Эта мысль поначалу не столько напугала, сколько поразила его.
— Сбежала? — сам себя удивленно спросил Кузьма. — Неужели сбежала? Ребенка бросила? Быть не может? — Он не верил. Еще полазил по кустам, громко, испуганно звал: — Дочь! Дочь! — и прислушивался, надеясь на ответ.
А потом, убедившись, что ее нет и она оставила ребенка, воскликнул возмущенно:
— Сбежала! Сбежала, гадина! Ах ты, фашистка!
Кузьма вышел на дорогу. «Что же делать?» Нет, он все еще не мог поверить окончательно, подспудно у него еще жила надежда, что она вернется, что она где-то недалеко и сейчас придет.
— Ну что же теперь? — спросил Кузьма и, стыдясь за свою растяпость, с робкой мольбой, с надеждой тихо позвал: — Дочь! — Оглядываясь на кусты, пошел к станции. «А может быть, не заметил, может, еще поискать?» — Девка! Дочь!
Кузьма торопился, потому что, как показалось ему, надо звать людей на помощь, надо искать ее.
От станции двигался состав. По насыпи, обдав Кузьму пылью, прокатили черные колеса; суетливо перебирая локтями, прогрохотали паровозные маховики. У Кузьмы ветром чуть не сорвало пилотку, он отвернулся, прижал пилотку, прикрылся, а сам из-под руки посматривал на вагоны, на крыши. Вот и, последний вагон, площадка, на которой стоит знакомый проводник. Он тоже узнал Кузьму.