Повести
Шрифт:
Вместе со своей группой десантников приехал он в Киев и прямо с вокзала явился к начальнику Украинского штаба партизанского движения. Доложил:
— Товарищ генерал! Командир партизанского отряда капитан Мурзин задание выполнил. О боевых действиях отряда сообщил Центральному Комитету Компартии Молдавии и прибыл по вашему приказанию.
— Спасибо, Даян Баянович! От имени Родины спасибо.
Генерал Строкач усадил Мурзина в глубокое кресло и продолжал:
— Вы с честью выполнили задание командования и ЦК нашей партии. Но война еще не закончена... Она принимает особенно ожесточенный характер. Скоро наша армия окажется на территории Польши и Чехословакии. Народы этих стран уже поднялись на борьбу. Предстоят большие дела... Как вы думаете, товарищ Мурзин, если бы вас забросили в одну из этих стран?.. Ну... скажем, в Польшу или Чехословакию. Там необходимо помочь народам освободиться от фашистского ига. А у вас огромный опыт партизанской борьбы. Справились бы вы с такой задачей?
— Дайте подумать, товарищ генерал. Если разрешите, я и с ребятами своими посоветуюсь.
— Вот-вот. И я о том же думаю. Даю вам два дня на размышление. Сходите в театр, отдохните со своими хлопцами. А через два дня явитесь ко мне. Тогда и продолжим этот разговор... — Генерал снял телефонную трубку и набрал номер. — Товарищ Новаковский? Здравствуйте. У меня тут сидит товарищ Мурзин. Он только что вернулся из тыла со своими ребятами. Организуйте им отдых, выдайте деньги, продовольствие. Ясно? — И, повесив трубку, снова обратился к Мурзину: — Отдыхайте, товарищ капитан. Через два дня в десять ноль-ноль быть у меня...
Мурзину показалось, что он явственно слышит спокойный голос генерала. Он вспомнил, как вышел тогда на улицу, где его поджидали боевые друзья. Их было всего несколько человек — основное ядро партизанского отряда, — вместе с которыми минувшей зимой опустился он под шелковым куполом парашюта в районе оккупированной Одессы. Рядом с ним прошли они долгий, нелегкий путь по тылам врага, не раз смотрели в глаза смерти, терпели невзгоды и лишения партизанской жизни.
Радостью засветились лица друзей, когда Мурзин сообщил им о двухдневном отдыхе в Киеве. О предложении генерала решил пока ничего не говорить. Хотелось сначала обдумать все самому. Шумной гурьбой направились они к Новаковскому. Потом разместились в пустой трехкомнатной квартире и устроили торжественный обед по случаю благополучного возвращения в столицу Украины.
Под вечер молча шли по разрушенному Крещатику. Было еще светло. Завалы битого кирпича, щебня, суровые утомленные лица прохожих — все это напоминало о недавних страшных днях оккупации. Первым нарушил молчание Павел Куделя:
— Хлопцы! А война ведь еще не кончилась. Еще до Берлина нужно дойти.
— И дойдем! — бодро ответил Мурзин. И тут же подумал: «Может, сейчас рассказать ребятам о разговоре с генералом?» Он пристально посмотрел на Куделю. Этот смуглый, черноволосый крепыш-молдаванин всегда отличался безудержной удалью. Мурзин знал, что раньше Павел Куделя служил в румынской армии. Вместе с оккупантами дошел до Сталинграда. И там наконец понял всю лживость гитлеровской пропаганды, поверил в правоту советских людей и решился на отчаянный шаг: убив офицера румынской разведки, овладел важными документами и вместе с группой румынских солдат перешел на сторону Красной Армии. Поначалу он использовался у нас как переводчик, а потом ему доверили и оружие. В кровопролитных боях он завоевал любовь партизан.
— А знаешь, Павел, — обратился к нему Мурзин. — До Берлина еще не одну границу перейти придется. По чужой земле топать будем. Как думаешь, поддержат нас там?
— Братья славяне везде помогут, — не задумываясь ответил Куделя.
— Смотря кто, — усмехнулся ленинградец Морозов, шагавший между Куделей и Мурзиным. — Народ поможет, а те, кто побогаче...
— Вот и надо народ поднимать, — Куделя вопросительно глянул на Мурзина, ожидая поддержки.
— Верно. А может, нам в глубокий немецкий тыл попроситься? В Польшу, к примеру, или в Чехословакию? — раздумчиво произнес Мурзин.
Ребята умолкли. Остановились, сбившись плотной группкой.
Мурзин напряженно вглядывался в лица друзей. Согласятся, не подведут?.. У каждого из них лежал за плечами нелегкий боевой путь. И вот снова впереди смертельная опасность, кровопролитные бои... Дома, как говорится, и стены помогают. А там, на чужой земле? Да, конец войны не так уж близок. Скольких еще жертв потребует она, пока враг будет раздавлен окончательно?.. Не подведут ребята, согласятся! Не такой это народ!.. Вот они — раны, нанесенные врагом: развалины Крещатика, еще пахнущие гарью. А враг еще не добит! И разве может честный человек сейчас, перед лицом этих развалин, отказаться от священного своего долга, отступить?..
— Это продумать треба. Нас могут и не пустить, — неуверенно проговорил Куделя.
— Пустят, — коротко сказал Мурзин.
В назначенный день ровно в десять часов он доложил Строкачу:
— Мы все обдумали, товарищ генерал. И твердо решили продолжать и дальше драться в тылу врага.
— Я был в этом уверен, — сказал Строкач и, поднявшись из-за стола, крепко обнял Мурзина. — Молодец, Даян Баянович.
Мурзин и его друзья были зачислены в чехословацкую группу. Машина доставила их до соснового леса на окраине Киева.
Первым, кого они увидели в лесной школе, был начальник школы, подполковник Богомолов, высокий, подтянутый брюнет с большой колодкой орденских планок на груди. Он долго беседовал с каждым в своем кабинете. Интересовался абсолютно всем: откуда родом, есть ли родственники, где воевали, в каких диверсиях участвовали, много ли уничтожили вражеской техники, что нового подметили в действиях немецких карательных отрядов — и многим, многим другим.
Только к обеду знакомство было закончено, и Богомолов пригласил Мурзина и его товарищей осмотреть школу. Сначала он повел их к двухэтажной деревянной даче.
— Жить будете здесь, на втором этаже. Вместе с чехами и словаками. Это ваши будущие боевые друзья. Дом этот у нас интернациональный. Здесь разместятся и поляки, и венгры, и румыны, и... немцы. Все они будут вашими братьями по оружию, по борьбе с фашизмом.
Они поднялись на второй этаж, прошли в огромный зал, уставленный кроватями. На одной из них сидел офицер в форме чехословацкой армии. Другой офицер в такой же форме стоял у окна.
— Знакомьтесь! — сказал подполковник Богомолов, — Эти товарищи прибыли из Москвы. Они служили в Чехословацком корпусе генерала Свободы, а теперь вместе с вами будут заброшены в тыл врага.
Офицер, сидевший на кровати, встал. Это был широкоплечий атлет с правильными чертами лица и глубоко посаженными большими голубыми глазами.
— Надпоручик Ян Ушияк, — представил его Богомолов.
— Рад познакомиться, товарищи, — мягким, бархатным голосом сказал Ушияк.
— О! Да вы совсем хорошо говорите по-русски, — удивился Мурзин.
— Я не только могу говорить по-русски. Я умею даже ругаться, — улыбнулся Ушияк, протягивая руку. — Но мы будем дружба, будем... будем хорошо воевать... будем бить фашистов...