Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Шрифт:
А монах-расстрига как будто издевался над российскими властями и пренебрегал всякими условностями, только бы насолить им как следует.
«Вы сами знаете, — продолжал жаловаться на свою горькую участь Бахметьев, — что здесь нет ни цензуры, ни административных порядков, ни даже обыкновенного приличия, и что всякий волен писать и изображать, что ему угодно». Далее посол предрекает, что пакости Илиодора превзойдут те, которые уже были вызваны в Штатах публикациями о похождениях Григория Распутина. «Эти, вероятно, будут ещё поколоритней, и нам останется только пожимать плечами и объяснять, что с шалым расстригой и его выдумками мы не можем иметь дела», — вздыхает посол. Чтобы не быть голословным, он прилагает к письму образчики колоритных выступлений Илиодора, помещённых в журнале «Метрополитен»: «И это ещё "приличный" журнал,
Заканчивает Бахметьев своё письмо, тем не менее, оптимистично. Он уверен, что в конечном итоге ему удастся «прижать» зловредного монаха — ну хотя бы с помощью капитана Гаунта, «начальника английской тайной агентуры». Бедный Бахметьев: как бы сотрудник английской разведки СИС не подложил ему более грязную свинью, нежели наш русский монашек [70] .
Послов нередко просили о помощи и частные лица, и общественные организации из России. В 1894 году к послу в Париже А. П. Моренгойму обратилась председательница Дамского благотворительного кружка Мария Батурина с просьбой взять под своё покровительство благотворительный «Кружок русских дам» в Ницце. После смерти в 1885 году учредительницы кружка королевы Вюртембергской Ольги Николаевны общество в Ницце осталось без присмотра. На письме чьим-то твёрдым почерком оставлено примечание: «М. Д. Батуриной, 14/26 апреля, № 460: Посол принимает "Кружок" под своё покровительство и благодарит его членов».
70
Ю. П. Бахметьев имеет в виду военно-морского атташе Великобритании в Нью-Йорке Гая Гонта (Guy Gaunt), военно-морского разведчика, номинально возглавлявшего некоторое время резидентуру СИС в США. Как нам сообщает английский историк Э. Кук, Гонт во время Русско-японской войны 1904–1905 годов находился в Маньчжурии, был тесно и долго связан с известным агентом СИС и авантюристом Сиднеем Рейли, в том числе и в США, и вообще был настроен резко антирусски.
В адрес поверенного в делах в Мексике Ф. К. Ганзена поступило заинтересовавшее нас письмо следующего содержания (орфография подлинника, естественно, сохранена):
«Мехико, 11/23 декабря 1896 года
Милостивый Государь,
Прибыв несколько недель тому назад в этот город, мой товарищ Барон Фридрих Генрихович Фиркс и я нижеподписавшийся, с намерением купить земли для плантаций коффе и других произведений этой страны, как и начать торговлю экспортаций здешняго сыраго материала в соединённые Штаты, я с настоящим позволяю себе просить Вас, Милостивый Государь, позволения обратиться к Вам за советом и помощью в случае надобности…
Барон Феликс Александрович Штакельберг».
Предприимчивые остзейцы уже присмотрели участки земли на юге штата, вступили в контакт с его губернатором и пребывали от контактов с местными властями в восторге. Но они предусмотрительно завязывают отношения с влиятельным соотечественником-дипломатом, который может оказать содействие в эксплуатации «коффейных плантаций» и прочих «произведений» Мексики.
Русские послы в Париже, Вене, Берлине и Лондоне считались неофициальными региональными руководителями целого ряда миссий, расположенных в других странах, политика которых в определённом смысле тяготела либо к Франции, либо к Австро-Венгрии, либо к Германии, либо к Великобритании. Посланники в этих странах должны были информировать своих «старших» коллег о наиболее важных событиях в своих странах и вообще оказывать им любые другие услуги. В июне 1894 года министр-резидент при Ватикане и будущий министр А. П. Извольский направил послу в Лондоне Е. Е. Стаалю следующее уведомление:
«Милостивый Государь, Егор Егорович,
Я имел честь вручить 6/18 июня Папе Льву XIII грамоту, аккредитующую меня в качестве Министра-Резидента при Его Святейшестве.
Уведомляя о сём Ваше Высокопревосходительство,
С глубоким почтением и таковою же преданностью имею честь быть, Милостивый государь,
покорнейший слуга
А. Извольский».
Примерно такое же «письмо вежливости» с сообщением об аккредитации при дворе сербского короля Александра поступило в адрес Е. Е. Стааля в июне 1898 года от посланника в далёком Белграде Жадовского.
Многие послы были хорошими наставниками — наставничество, в условиях отсутствия надлежащей подготовки для молодых дипломатов в Центре, всячески приветствовалось, поощрялось на Певческом Мосту и даже вменялось в обязанность. Многие дипломаты до самой революции сохраняли добрую старую традицию и чуть ли не каждый день приглашали к себе домой на завтраки своих сотрудников. Там за бокалом вина и за тарелкой русских щей шли непринуждённые беседы, а «старые аксакалы» делились с молодыми своим опытом и мастерством.
Одним из таких послов был А. П. Извольский. Покинув пост министра иностранных дел, он уехал в Париж, чтобы руководить внешней политикой России на расстоянии. Судя по результатам, это ему удавалось, хотя и не всегда. Он обожал Францию и французскую культуру и пришёлся французам ко двору.
Б. А. Татищев, служивший при нём секретарём посольства, вспоминал, что Извольский в целом был неплохим послом, справедливо относился к подчинённым, ценил в них прежде всего отношение к делу, но был слишком самоуверен, высокомерен и превыше всего ценил связи в высшем обществе. Своему советнику Е. П. Демидову Александр Петрович прощал всё: и бездарность, и лень, и глупость, потому что тот был женат на графине Воронцовой-Дашковой, вхожей в самые «небесные» слои парижского общества.
Посол в Германии (1880–1884) П. А. Сабуров (1835–1918), наоборот, оставил по себе дурную славу. Мало того, что он был человеком грубым, бестактным, недалёким и заносчивым; к тому же он плохо разбирался в местной обстановке и часто дезинформировал Певческий Мост, выдавая желательное за действительное. Не гнушался Пётр Александрович и самой грубой лжи: когда министр Гирс запланировал свою поездку к Бисмарку, тот написал Николаю Карловичу, что канцлер болен желтухой. Германский временный поверенный в Петербурге опроверг эту информацию, желтухой Бисмарк давно уже переболел. По каким соображениям лгал посол министру, можно было только догадываться. По всей видимости, желая подчеркнуть свою значимость, Сабуров решил «приватизировать» свой контакт с германским канцлером и не допускать к «его телу» других. Когда его в 1884 году попросили уйти, он предпринял и широко разрекламировал свою поездку в Индию. Таким образом он выразил протест против несправедливого увольнения. Зато плохой посол Сабуров собрал в Германии великолепную коллекцию предметов искусства, которую выгодно продал в Эрмитаж.
Что ж, идеальных дипломатов, как и идеальных людей, в мире не существует.
Глава третья. История против дипломатии
Тебе, Персия, не дерзающая расторгнуть оковы поноснейшаго рабства… где подлыя свойства народа уничтожают достоинство человека… где обязанность каждаго исполняется раболепным угождением властителю, где сама вера научает злодеяниям, и дела добрыя не получают возмездия: тебе посвящаю я ненависть мою и, отягчая проклятием, прорицаю падение твоё.
…Труп привязали к лошади и возили по улицам Тегерана. Время от времени мулла кричал:
— Дорогу русскому послу, направляющемуся к шаху! Окажите честь и снимите шапки! Он жаждет любви, которую вы питаете к его господину императору. Плюньте ему в лицо!
Так описывает один из персидских свидетелей сцену надругательства над телом убитого 30 января/11 февраля 1829 года русского посланника в Персии, статского советника и кавалера персидского ордена Льва и Солнца и русского ордена Святой Анны, автора поэмы «Горе от ума» Александра Сергеевича Грибоедова. История дипломатии вряд ли знает такой другой эпизод коварного и подлого отношения к официальному представителю иностранной державы.