Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена
Шрифт:
Итак, римляне потеряли город. «С обеих сторон несли достаточно страданий» (App. Hiber., 54).Все были измучены до предела, положение казалось безвыходным. Римлян уже шатало от переутомления. А мира заключить было нельзя. Ведь консулу никто из иберов не верил. Тут Сципион заявил, что заключит мир сам. Он ушел на переговоры. Все с волнением ждали его возвращения. Наконец он явился и объявил, что мир заключен под его честное слово. Очевидно, иберы уже успели узнать, что этот человек заслуживает абсолютного доверия, а характер у него столь властный, что консул не осмелится и помыслить теперь нарушить заключенный договор. Сципион привез от испанцев не только мир. Он доставил 10 000 теплых плащей и стадо мелкого скота, ведь было холодно и голодно. Римляне были в восторге. Все, кроме Лукулла. Консул с досадой глядел на плащи. Как? Неужели он перенес все муки ради этих тряпок?! Ему нужно было золото и серебро! Но ни золота, ни серебра он не получил.
По окончании этой позорной войны римляне удалились на зимние квартиры, где могли хоть немного отдохнуть от трудов и лишений. Но Сципиону судьба готовила не отдых, а новое увлекательнейшее приключение. Лукулл вообразил, что им нужна вспомогательная армия, и решил попросить ее у ливийского царя Масиниссы. Но к Масиниссе удобнее всего было послать Сципиона, ибо его семья была связана самой тесной дружбой с Масиниссой. Вот почему он предложил молодому офицеру отправиться в Африку. Сципион с детства слышал волшебные рассказы о Масиниссе, особенно от Гая Лелия, отца своего друга, который столько лет бок о бок сражался с ним в Африке. Все в этих рассказах должно было пленять воображение мальчика — и чудесные подвиги нумидийца, и его отчаянная отвага, и полная бурных приключений жизнь, и романтическая преданность Старшему Сципиону, и, наконец, безумная страсть к Софонисбе. Вот почему этот царь представлялся ему в волшебном ореоле легенд. «Ничего мне так не хотелось, как встретиться с Масиниссой», — признается он у Цицерона (Cic. De re publ., VI, 9).
Можно себе представить после этого, с каким восторгом принял он предложение Лукулла. Он немедленно отправился в Африку. Переплыв море, он подъехал к границам Ливии и увидел удивительную картину. Среди большой равнины сходились два войска — карфагенян и нумидийцев. Впереди нумидийцев ехал сам девяностолетний царь Масинисса. Естественно, было вовсе не время излагать ему свою просьбу. Сципион потом рассказывал друзьям, что он взобрался на соседний холм и «смотрел на битву с холма, как в театре. Он часто говорил впоследствии, что участвовал во всевозможных сражениях, но никогда не получал такого удовольствия. Ведь он один был совершенно беззаботным, в то время как сражались одиннадцать тысяч человек. Он прибавлял… что только двое до него любовались подобным зрелищем: Зевс с горы Иды и Посейдон с Самофракии, глядя на Троянскую войну» (Арр. Lib., 322–327).
Битва окончилась только поздним вечером. Карфагеняне были разгромлены. Сципион слез с холма, подошел к Масиниссе и назвал себя. Услышав его имя, старик замер, словно громом пораженный. Очнувшись, он «обнял меня и заплакал. Затем, взглянув на небо, воскликнул:
— Благодарю тебя, Великое Солнце [38] , и всех вас, небожители, за то, что мне довелось прежде, чем я уйду из этой жизни, увидеть в моем царстве… Публия Корнелия Сципиона, от одного имени которого я вновь молодею. Никогда я не забуду этого самого лучшего и совершенно непобедимого человека!
38
Главное божество ливийцев.
Я был принят с царской роскошью, и мы проговорили большую часть ночи, причем старик не мог говорить ни о чем, кроме Сципиона Африканского: он помнил буквально все, не только его поступки, но и слова». Так сам Сципион у Цицерона повествует об этой встрече [39] . Он говорит далее, что эти удивительные рассказы, восточное убранство дома и сознание, что совсем рядом с ним находится великий Карфаген, привели его в возбуждение. «Когда мы отправились в спальню, — продолжает он, — …во сне мне приснился Публий Африканский таким, каким я хорошо представлял его себе по восковой маске». Дух ласково заговорил с ним и поднял над окутанной ночью спящей землей. «С какого-то высокого, полного звезд места, сияющего и блистающего, он указал мне на Карфаген и сказал:
39
Цицерон описывает первую встречу Сципиона с Масиниссой. Но он ошибочно относит ее уже к тому времени, когда началась 3-я Пуническая война и Сципион был одним из офицеров. Из Аппиана мы знаем, что встреча эта произошла на год раньше и при иных обстоятельствах.
— Видишь ли ты этот город, который я заставил подчиниться римскому народу и который вновь начал войны и не может быть в мире?.. Ты сокрушишь его и заслужишь сам то имя, которое досталось тебе в наследство от меня [40] » (Cic. De re publ., VI, 9–1).
Такое странное пророчество будто бы получил в ту ночь под кровом Масиниссы Сципион Младший [41] .
Карфагеняне
40
То есть имя «Африканский», которое наш герой унаследовал от своего приемного отца.
41
Это знаменитый «Сон Сципиона». Его обычно считают чистой выдумкой Цицерона, созданной по аналогии с теми волшебными снами, которые видел Публий Африканский Старший, а также с платоновским видением Эра. Но, быть может, была некая легенда, некий неясный слух столь естественный! — что великий предок, сокрушивший мощь Карфагена, благословил внука, который окончательно разрушил этот город. Аппиан, например, пишет, что в Африке старые солдаты говорили, что нашему герою помогает даймон его деда (Арр. Lib., 491).
Когда в 150 году до н. э. Публий возвратился в Рим, он прежде всего приложил все усилия к тому, чтобы вернуть Полибия и прочих заложников на родину. Он попросил за ахейцев Катона, самого влиятельного из сенаторов. Ходатайство его имело успех: ахейцам разрешили наконец вернуться домой. Итак, после 17 лет Полибий уезжал в Элладу. Друзья простились. Быть может, они с грустью думали, что им предстоит долгая разлука. Они и не подозревали, как скоро суждено им увидеться и при каких роковых обстоятельствах.
Но для того чтобы понять дальнейшие события, нам надо обратить свои взоры на Карфаген, великую твердыню Запада.
II
«Карфагену пришлось взять на себя руководство в вековой борьбе семитического элемента с арийским. История его есть история этой борьбы, распадающейся на два периода: греческий (до III в. до н. э.), из которого Карфаген вышел победителем, и римский, окончившийся его гибелью» — так писал великий русский востоковед Б. А. Тураев [42] .
42
Тураев Б. А. Карфаген // Энциклопедический словарь. Изд. Ф. А. Брокгауз и И.А. Эфрон. СПб., 1895. Т. XlVa. С. 652.
Карфаген покорил Ливию, Сардинию, Корсику и сделался владыкой Запада. В течение 150 лет завоевывал он Сицилию и был уже почти у цели. Но тут он столкнулся с Римом. Двадцать четыре года без перерыва вели римляне с карфагенянами войну за Сицилию. Кончилась эта война полной победой квиритов, но прошло немногим более двух десятилетий, и пунийцы, покорив богатую Испанию, под предводительством Ганнибала вторглись в саму Италию. 17 лет продолжалась война. Италия была разорена. Ганнибал уничтожил 400 цветущих городов и в одних только битвах перебил 300 тысяч человек. Не раз угрожал он самому Риму. Но вот Публий Корнелий Сципион Африканский Старший отвоевал у пунийцев Испанию, высадился в самой Африке и разбил там карфагенян. Он отнял у них все владения, разбил в битве Ганнибала и, по выражению Аппиана, поставил Карфаген на колени. Теперь Рим держал в руках судьбу своего вековечного врага. Как же с ним поступить? В сенате шли бурные споры. Многие считали, что нужно стереть с лица земли ненавистный город. Но тут неожиданно за пунийцев вступился их великий победитель Сципион. Он говорил, что справедливость и гуманность требуют пощадить побежденного противника. Один из влиятельнейших сенаторов возражал ему:
«Во время войны, отцы сенаторы, надо думать только о том, что выгодно, — говорил он. — И, раз город этот еще могуществен, нужно тем более остерегаться его вероломства… И, раз мы не можем заставить его отказаться от вероломства, надо отнять у них их могущество. Сейчас самый подходящий момент, чтобы уничтожить страх перед карфагенянами… и нечего ждать, пока они вновь окрепнут. Что же до справедливости, то, мне кажется, она не касается города карфагенян, которые в счастье со всеми несправедливы и надменны, а в несчастье умоляют, а когда добьются своего, вновь преступают договоры. И вот их-то, говорит он (Сципион. — Т. Б.),надо спасти, боясь возмездия богов и ненависти людей! Я же полагаю, — что сами боги довели карфагенян до такого положения, чтобы они наконец получили возмездие за нечестия, которые они совершили в Сицилии, Испании и в самой Африке против нас и против других, ибо они постоянно заключали договоры, скрепляли их клятвами, а потом творили злые и ужасные дела. Я напомню вам о том, как поступали они не с нами, а с другими народами, чтобы вы увидали, что все обрадуются, если карфагеняне будут наказаны.