Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков

Брюнель-Лобришон Женевьева

Знаменитая кансона Бернарта де Вентадорна Can vei la lauzeta(«Люблю на жаворонка взлет…») дошла до нас вместе с двенадцатью различными музыкальными версиями. Но прежде чем кансона была записана, она почти столетие просуществовала в устной форме. Тем не менее следует отметить большое сходство всех двенадцати версий, включая и подражания — contrafacta— на французском, латинском и окситанском языках, созданные в XIV веке. К песням, приписываемым Бернарту де Вентадорну, сохранилось девятнадцать мелодий, к песням Гаусельма Файдита — четырнадцать, к песням Фолькета Марсельского — тринадцать. Большинство мелодий сохранились в двух или трех версиях [151] . Исходя из имеющегося корпуса музыкальных текстов, можно сделать несколько общих выводов. Существует тесная связь между стихотворением и мелодией; на этом сплаве базируется лиризм куртуазной поэзии. Мелодия, предназначенная для первой строфы, служит и для последующих строф, обладающих, таким образом, аналогичной метрической схемой: каждая строфа

имеет равное количество стихов, а каждый самостоятельный стих — равное количество слогов во всех строфах. Место же тонического ударения в стихе может варьироваться, вне зависимости от цезуры и рифмы, что дает исполнителю полную свободу в выборе способов достижения желаемой им выразительности. Текст каждой строфы составляет смысловое единство, так что исполнители, подобно переписчикам рукописей, могли изменять порядок следования строф между собой. Но первая строфа почти всегда оставалась во главе стихотворения, что позволяло запоминать песню по ее первому стиху ( incipit).

151

Вес P. Anthologie… op. cit., p. 132. ( В оригинальном издании знак этой сноски пропущен и восстановлен по догадке. Прим. верстальщика)

Каждое исполнение было в своем роде уникальным представлением, во время которого исполнитель должен был выказать весь свой талант, дабы сначала привлечь, а потом и захватить внимание публики. Razo, или рассуждение (комментарий), прозаический текст, большей частью предшествующий стихотворению, в нескольких фразах излагал содержание песни. Razoв сочетании с громким голосом позволял добиться тишины от собравшихся в зале замка гостей или созвать разбредающуюся в разные стороны публику, если праздник проходил вне стен замка. Затем начиналось исполнение песни, при этом разные строфы пелись на одну и ту же мелодию, что, несмотря на вариативность текста, создавало своеобразный эффект повторяемости, способствовавший запоминаемости песни; вместе с тем оставался простор для голосовых и прочих способов придать исполнению большую выразительность. Благодаря и повторяемости, и вариативности слушатели запоминали и мелодию, и ее исполнителя.

В razo, предпосланном одной из песен Арнаута Даниэля, о котором в жизнеописании говорится, что его произведения «понять и выучить не так-то просто» [152] , рассказывается забавная история о том, как могли распространяться сочиненные песни. Однажды в Пуатье, где находился двор Ричарда Львиное Сердце, один жонглер бросил Арнауту Даниэлю вызов, заявив, что он «находит» рифмы более изысканные, чем Арнаут. Трубадур вызов принял. Спорщики избрали своим судьей короля, и каждый побился об заклад, что победит соперника; в залог же каждый дал коня. Король запер состязающихся по одному в соседних комнатах. От скуки Арнаут не мог связать и двух слов. Жонглер же сочинял быстро и складно. Сроку им было дано десять дней; время пролетело быстро, и вот уже до вынесения приговора королем осталось всего пять дней. Жонглер спросил Арнаута, удалось ли ему сочинить свою песню, и тот ответил: «Да, я сочинил ее уже три дня назад», хотя на самом деле он о ней даже и не думал. И вот жонглер всю ночь пел свою песню, чтобы получше ее запомнить. А Арнаут решил подшутить над ним. Всю ночь, пока жонглер пел, Арнаут запоминал текст и музыку. Представ перед королем, Арнаут заявил, что хочет исполнить свою песню, и запел песню жонглера. Тот, услышав свое сочинение, принялся возмущаться. Король потребовал объяснений. И под смех собравшихся Арнаут объяснил, в чем дело. Шутка получилась, игра — а это именно игра ( joc) — удалась. Значит, он выиграл пари! Король не стал забирать себе их заклады, а наоборот, одарил обоих подарками; но двор приписал авторство кансоны Арнауту, равно как и рукопись, сохранившую ее в единственном экземпляре. А жонглер так и остался для нас анонимом!

152

Жизнеописания… с. 43.

Некоторые трубадуры оставили о себе память как о хороших певцах; к ним относятся бывший каноник Пейре Роджьер и Пейре Овернский, обладавший особым талантом искусно высмеивать своих современников, прежде всего умельцев-жонглеров и трубадуров, как тех, кто с успехом развлекал придворных при королевских дворах, так и тех, кто, судя по всему, не имел успеха у публики. Гаусельм Файдит пел плохо, хотя умел прекрасно сочинять и текст, и музыку; ему пришлось стать жонглером, потому что он растратил все свое состояние, играя в кости. Ричарт де Бербезиль был очень застенчив, и стоило ему оказаться в обществе, как он тут же терялся, и чем изысканней и многочисленней было общество, тем больше он терялся. Поэтому его непременно требовалось подбадривать. Однако, как добавляет составитель его жизнеописания, у него был красивый голос и он умел прекрасно исполнять песни своего собственного сочинения!

Также, согласно источникам, немало трубадуров к каждому новому стихотворению сочиняли новую музыку; так поступал, например, Гильем Райноль Д’Ат, однако ни одна из его мелодий до нас не дошла, поэтому нам остается только гадать…

Трубадур должен был непременно поразить своих слушателей. Чтобы выступление прошло успешно, ему приходилось являть себя и искусным музыкантом, и поэтом, и исполнителем, а подчас и разыгрывать настоящий спектакль, чтобы очаровать или взволновать публику. В отличие от трувера Северной Франции, трубадура,

совершенно очевидно, не интересует та слава, которую он может снискать посредством власти письменного слова, через книги, молчание традиции на сей счет следует толковать именно так… Заботу о своей нетленной славе трубадур предоставляет потомкам. Кансона — и стихи, и мелодия — должна понравиться сегодня, сейчас, ибо только тогда он будет иметь счастье слышать, как дамы исполняют ее возле ручья. Гираут де Борнель искренне радуется, услышав вот такое бесхитростное исполнение своей песни, и он прав, так как этот способ — наилучший, чтобы одержать победу над временем:

Мне нравится слышать собственную песню, которую выводит чистый и безыскусный голос, слышать, как ее поют, направляясь за водой к ручью [153] .

Коммуникативное ремесло: трубадуры и меценаты

Из одного замка в другой, от одного двора к другому лежат пути трубадуров; повинуясь воле своих покровителей, они идут через равнины и долины, перебираются через горы и переплывают моря. Вручив посланцу — верному или лукавому — свою кансону, они надеются, что песнь их достигнет ушей дамы, чье сердце они стремятся растрогать; разумеется, все они жаждут увидеть свою даму воочию. Сирвенты трубадуров летят ко дворам князей и владетельных сеньоров: поэты желают либо что-то сообщить, либо побранить их, одарить советом или похвалить.

153

Riquer M. de. Los Trovadores.. . op. cit., p. 470.

Лимузенский трубадур Бертран де Борн, родившийся в середине XII века, активно вмешивался в борьбу за сферы влияния в Аквитании, которую вел Генрих II Плантагенет со своими сыновьями с одной стороны, и король Франции — с другой. Жизнь трубадура поистине может считаться показательной, равно как и сыгранная им роль. Владея нераздельно вместе с братом укрепленным замком Аутафорт, он быстро превращает замок в яблоко раздора. Воинственный поэт обращается за помощью и поддержкой то к партии Плантагенетов, то к партии короля Франции, и его ссора с братом вскоре становится частью распри, которую сыновья Генриха Плантагенета ведут с отцом, и случается это в самый разгар междоусобиц в семействе Плантагенетов. Бертран принимает сторону старшего сына английского короля, «короля-юноши», чья расточительность пришлась ему по душе; брат же его становится на сторону второго сына, беспокойного Ричарда Львиное Сердце, жестоко обошедшегося с мятежными аквитанцами. К несчастью, 11 июня 1183 года «король-юноша» Генрих умирает. Бертран оплакивает его в несравненном по красоте плаче ( planh):

«Тот, кто могилой до срока захвачен, / Мог куртуазности стать королем», тот, кто «для юных вождем и отцом / Был…», «Роландовых дел /Преемник был рьян […] Весь мир в изумленье / Поверг […]/ От Нила до стран, / Где бьет в берега океан» [154] .

В этом плаче поэт описывает жизнь, которая по сердцу ему самому, жизнь сеньора учтивого и богатого, соответствующего куртуазному идеалу; сеньора, которого мечтают получить в покровители все трубадуры. Этот сеньор учтиво принимает, постоянно делает подарки, куртуазно приветствует гостя: «добро пожаловать!», имеет большой дом, хорошо его содержит и заводит в нем благородные порядки; он щедр на одежду и деньги, прекрасно воспитан, у него едят под звуки виолы и приятных песен, свита его многочисленна и состоит сплошь из могущественных и отважных рыцарей, избранных из самых лучших в своем сословии. И никаких упоминаний о даме. Бертран оплакивает горячую мужскую дружбу, связывавшую его с Генрихом, который на его великое горе слишком рано покинул этот мир.

154

ПТ… c. 82–83.

Сразу же после смерти «короля-юноши» Бертран теряет свой замок: ему приходится уступить его брату; однако вскоре он обретает его вновь после того, как выходит из борьбы аквитанских баронов против их сюзерена. Вскоре он предлагает свои услуги партии английского короля и Ричарду, графу Пуатье, и делает это в следующих словах:

Если граф будет со мной любезен, если не будет скрягой, я буду ему весьма полезен в его делах, ибо я чист, как серебро, смиренен и предан.

Невозможно более ловко составить документ, обладающий сладкозвучностью стиха и одновременно свидетельствующий о — вовсе не бескорыстной — готовности пленять властелина…

Когда в 1189 году Филипп-Август отдает Жизор в удел Ричарду, Бертран просит своего верного посланца и жонглера Папиоля разнести по всем краям его слова о том, что «Льва — Ричарда почтить не вздор! Король Филипп ягненком стал — / Утратит все, чем обладал» [155] . Строго критикуя Филиппа, трубадур превозносит Ричарда. Тут умирает старый король Генрих. И 3 сентября этого же года Ричард становится королем Англии.

Двумя годами раньше на Востоке христиане под стенами Тиверии (Генисарета) потеряли деревянный крест, на котором распяли Спасителя, и Иерусалим попал в руки Саладина. Слух о поражении достиг западного мира в 1187 году. Первым среди принцев Ричард отправился в Крестовый поход. Бертран де Борн немедля пропел ему хвалу:

155

Последняя строфа сирвенты: Volentiers ferai sirventes(«Я сирвентес сложить готов…»), БВЛ, с. 99.