Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков
Шрифт:
Как и в городских жилищах, зал в замке предназначен для проведения благородных собраний, на которых председательствуют сеньор и его супруга. Когда наступает время трапезы, слуги расставляют в зале столы; в зимнее время столы ставят поближе к огню. Если главный зал располагался в башне, он обычно бывал невелик… даже достигнутые в XIII веке успехи в строительном искусстве, позволившие отказаться от перегородок, не слишком повлияли на размеры залов в крепостных башнях. Поэтому, если главный двор замка был достаточно просторным, сеньор приказывал соорудить в нем дополнительную постройку, — отдельное большое четырехугольное помещение с кирпичными стенами, гораздо более просторное, чем прежний зал со сводчатым потолком; подобная роскошь, доступная пока еще немногим, соответствует новым требованиям, предъявляемым комфортабельным жилищам после 1150 года. А зал в башне, с камином, который легко топить, теперь может служить комнатой для больных или для младенцев и их кормилиц.
К западу от Монпелье, между Курнонтералем и Жиньяком, проходит узкая дорога местного значения, построенная на месте старинной дороги, огибающей возвышенность, где некогда располагалось селение Омела; сбегая в сторону от дороги, к селению вела узкая каменистая тропинка. К счастью, по ней не надо было карабкаться вертикально в гору, как это приходилось делать, чтобы добраться до замков Вентадорн или Ластурс. Сейчас от селения остались лишь руины — развалины замка и лепившихся к нему домиков; на современной карте место это обозначено топонимом
Первым владельцем этого домена, получившим титул сеньора д’Омела, стал Гильем V де Монпелье, родившийся около 1074 года и умерший в 1121 году; перед смертью он завещал домен и титул своему второму сыну, Гильему, который стал зваться д’Омела. Гильем V и Гильем д’Омела являются, соответственно, дедом и отцом знаменитого трубадура Раймбаута Оранского.
Castrumсеньоров д’Омела расположен на высоте трех сотен метров, в самой высокой точке края плато; с обеих сторон к нему примыкают каменные деревенские дома. Большая часть домов, построенных вплотную друг к другу, стали своего рода границей, отделяющей пустоши, протянувшиеся до самого Монпелье, от плодородной равнины Эро. Для семьи знатного сеньора, имеющего в своем подчинении обе области, лучшего расположения просто не придумаешь. Владельцу Омела подвластны вассалы из окрестных замков, он же являлся собственником многочисленных хуторов, разбросанных между Севеннскими горами и берегом моря [185] . Однако спустя несколько десятилетий селение Омела утратило свое стратегическое значение. В отличие от «бастид» Нижнего Лангедока, где, благодаря плодородным почвам, жители богатели и селения постепенно превращались в города с высокой экономической активностью (продолжающейся и поныне), бесплодные, сухие земли, окружавшие Омела, приводили крестьян в отчаяние. Бродя по окрестностям, можно обнаружить остатки дорожной сети, густо опутывавшей подступы к Омела, в частности на северо-западном направлении. Дороги вели к небольшим полям, которые крестьянам удалось отвоевать у засушливых земель; со всех сторон заметны следы некогда практиковавшегося здесь террасного земледелия; на западных и северо-западных склонах нередко встречаются руины крестьянских домов. К северу от замка была выстроена прекрасная приходская церковь; оказавшись в окружении второго кольца крепостных стен, она стала одним из архитектурных элементов замкового комплекса. Тем не менее селение постепенно пустело и в XVI веке последние жители покинули его. Однако в XII столетии во времена Раймбаута и его малолетних племянниц Тибурж и Сибильды жизнь в Омела процветала, на узких улочках селения и на его главной площади постоянно царило оживление. О кипучей жизни в Омела сохранилось немало письменных свидетельств.
185
Duhamel-Amado C. «Aux origines des Guilhem de Montpellier (X-e — XI-е si`ecle). Questions g'en'ealogiques et retour `a l’historiographie», Etudes sur l’H'erault, nouvelle s'erie, n° 7–8, Montpellier, 1991–1992, p. 89–109.
Во времена молодого Раймбаута в Омела было три квартала, и хотя расстояние между домами разных кварталов не превышало нескольких метров, тем не менее деление это строго соблюдалось. Утес, на котором высится замок, предварительно был выровнен строителями, и основание замка расположено всего на несколько метров выше уровня окружающего его каменистого плато. Превратить утес в платформу, пригодную для возведения постройки, было не просто, поэтому площадь, занимаемая цитаделью сеньора д’Омела, еще меньше, чем площадь таких замков, как Вентадорн или Ластурс; внутренний двор крепости имеет тридцать метров в длину и двадцать в ширину, то есть общая площадь не превышает 600 квадратных метров. Это и есть собственно замок; на дворе, обнесенном каменной стеной, выстроены два каменных здания (от одного сохранились только подвалы) и несколько легких конструкций, в том числе и небольшая часовня, которую строители, пытаясь отыскать место для закладки фундамента, в результате соорудили вплотную к скале; в настоящее время от часовни сохранилась лишь часть фасада; рядом с часовней располагался резервуар, куда набиралась стекавшая с крыш вода. К часовне и резервуару можно пройти через узкие ворота, проделанные в западной стене; ворота закрывались при помощи толстого бруса, входившего в специальные гнезда, проделанные в толще стен. В часовне на алтаре некогда лежало Евангелие, на котором владельцы окрестных замков приносили вассальную клятву верности отцу Раймбаута.
Дома людей благородных располагались на пологих западных и юго-западных склонах, часть из них примыкала к крепостной стене замка вплотную, некоторые были построены с внешней стороны укреплений, в нескольких шагах от входа в замок. Дома сооружали в соответствии с рельефом местности, фундаменты закладывали всегда прямоугольные. Среди разрушенных строений, вдоль вымощенных камнем, а ныне просевших улиц и переулков стоят три жилых дома, выдержавшие натиск разрушительного действия времени. Однако тот, кто ожидает найти в них уменьшенные копии дома сеньора, полагая, что даже устройство домов обязано воспроизводить иерархическую организацию общества, наверняка будет разочарован [186] . Примерно в четырех метрах от входа в замок высится квадратная четырехэтажная башня, каждый этаж которой украшает множество оконных проемов; на первом этаже потолок сводчатый, на остальных этажах — прямой, ибо он одновременно является настилом, поверх которого положены тонкие доски пола. Рядом с этой башней, без сомнения предназначенной для жилья, стоят два прямоугольных здания из тесаного камня, со стенами почти метровой толщины, упирающимися в скальное основание; оба дома значительно более просторны, чем башня. В этих домах есть подвалы, куда можно проникнуть через прямоугольные люки или по прямой лестнице, расположенной в центре дома; оба дома двухэтажные, потолки первого этажа сводчатые. В самом просторном помещении сохранилось окно, похожее на бойницу: оконный проем, выбитый в толще стены и расширяющийся внутрь, обеспечивает вполне достаточное поступление света. Комната эта площадью в 140 квадратных метров (двадцать метров в длину и семь в ширину) вполне просторна, и не исключено, что в свое время в ней даже были деревянные перегородки, делившие ее на несколько отсеков. В этом квартале, расположенном почти вплотную к крестьянским жилищам, был расположен резервуар, остатки которого все еще можно видеть на ближайшей площади. Возможно, именно в здешней башне находилось одно из жилищ семьи Раймбаута, куда та иногда перебиралась, устав от многолюдного житья в старом бастионе: в многоэтажном строении, несомненно, жизнь была организована с большим комфортом. Покинув стены дома, сеньор и его семейство участвовали в религиозных церемониях, в урочное время сеньор принимал от своих вассалов присягу на верность, а также вел наблюдение за своими владениями. В одном из двух сохранившихся зданий или где-то неподалеку должен был находиться «женский дом», о чем свидетельствуют тексты, составленные до 1200 года. Этот дом был предоставлен в распоряжение супруге сеньора, его дочерям и племянницам (откуда и его название).
186
Авторы исследования о домах и замках, расположенных на юге Центрального массива, делят жилища на три группы: самые просторные имеют площадь основания от 50 до 60 кв. м; жилища поскромнее имеют площадь основания от 30 до 50 кв. м, а самые скромные — от 20 до 30 кв.
После смерти отца, в 1155 году, Раймбаут наследует огромное сеньориальное владение. Ему нет еще двенадцати лет. Поэтому согласно отцовскому завещанию защищать его и оказывать ему покровительство должен Гильем VII де Монпелье; также Гильем обязан сделать из мальчика настоящего рыцаря. Но обучившись в Монпелье владеть оружием как подобает рыцарю, Раймбаут решает больше не возвращаться в Омела; поселившись в доставшемся ему в наследство от скончавшейся в 1150 году матери городе Куртезоне, что неподалеку от Оранжа, он посвящает себя поэзии.
Завещание Раймбаута содержит статью о будущих владельцах Омела, предусмотренную еще его отцом на случай, если сын умрет без наследника. И вот статья пригодилась. После смерти Раймбаута селение Омела отошло к двум его племянникам, сыновьям младшей из двух его сестер. Адемар, отец мальчиков, уже состарился, когда оба его сына внезапно умерли. Однако в 1191 году он предпринял необходимые шаги для обеспечения будущего своих двух внучек, Тибурж и Сибильды: теперь им предстояло стать владелицами Омела. Когда Адемар составлял свое завещание, где передавал внучкам Омела, первой девочке исполнилось пять лет, второй — шесть. Чтобы все бумаги были выправлены честь по чести, Адемар заручился поддержкой и советом владетельных сеньоров из Безье и Минервы, родственников девочек, согласившихся стать их опекунами. Несколько документов, составленных в конце августа 1199 года, являют собой любопытные свидетельства о жизни в интересующем нас селении Омела. Один из этих документов рассказывает об опросе, проведенном прево Магелонского капитула по приказу епископа и по просьбе Гильема VIII де Монпелье. Опрос был необходим для установления возраста обеих девочек; опекунам потребовалось узнать, исполнилось ли им уже двенадцать лет, иначе говоря, вошли ли они уже в тот возраст, когда, согласно обычаю, девочек можно выдавать замуж.
Проводившему опрос Ги де Вентадорну надлежало собрать на берегу Эро, подле Агда, но непременно вне стен города, семнадцать свидетелей из числа тех, кто жил в селении в то время, когда родились девочки. Отобранные свидетели должны были помнить те дни, когда у матери девочек были роды.
Попробуем представить себе летний день 1199 года. Прошагав по ужасающей жаре через пустоши, отделяющие Магелон от Омела (примерно тридцать километров), прево и его помощники прибывают в селение и тотчас приказывают отыскать восемь женщин и девять мужчин, помнящих рождение наследниц и способных отправиться с ними в Агд для дачи свидетельских показаний. Когда на следующий день все требуемые свидетели найдены, вышеозначенный прево с помощниками собирает всех вместе и маленький отряд пускается в обратный путь. Кто-то идет пешком, кто-то едет на лошади. Скорее всего, они выбирают дорогу, бегущую вдоль реки. Велика вероятность, что в сорока километрах отсюда они встретят группу ярко разодетых молодых людей, веселых и шумных; возглавляют эту пеструю кавалькаду, состоящую как из мирян, так и из клириков, епископы Безьерский и Агдский.
Ко времени описываемых событий юным наследницам Омела исполнилось двенадцать и тринадцать лет, и сейчас это требуется доказать. Мать девочек, принадлежавшая к роду де Фуа, родила Тибурж в 1186 году, а Сибильду — в 1187 году; обе девочки появились на свет в селении Омела, сеньором которого в то время был их отец, Раймон Атон. Мария Порчелла, кормилица младшей из девочек, шевалье Пато де Курнонтерраль, крестный отец старшей, и Мария де Сала, служанка в доме, где родилась Сибильда, являются прямыми свидетелями и могут рассказать непосредственно обо всех интересующих комиссию событиях. Воспоминания других свидетелей, простых деревенских жителей, напоминают полотно грубой вязки, где каждая зацепка является своего рода крючком, на котором болтаются обрывки воспоминаний о событиях, выпадающих из круга повседневной рутины: рождение детей, отъезд в крестовый поход, смерть близкого человека, покупка или продажа земли, свадьба… К этому времени во всех слоях южнофранцузского общества все большее число людей прибегает к услугам нотариусов, дабы письменно фиксировать заключенные договоры и соглашения, поэтому у многих свидетелей, в том числе и у самых скромных, имеются нотариально заверенные грамоты с указанием даты их составления, что, бесспорно, внушает большее доверие к тем фактам, на которые они ссылаются. Несколько женщин помнят, как в былые годы они помогали роженицам в деревне; они помнят всех новорожденных, которых довелось им принять, и помнят, как сложилась судьба этих младенцев, будь то отпрыск сеньора или беднейшего из крестьян [187] .
187
Duhamel-Amado С. «Les Guillem de Montpellier `a la fin du XII-е si`ecle, un lignage en p'eril», Revue des langues romanes, n° 1, 1985, p. 13–28.
Наряду с достаточно редкими археологическими находками наши знания об интерьерах городских и сельских домов имеют своим источником книжные миниатюры и скульптурные изображения [188] . На заре Средневековья в домах почти нет мебели; кровать является роскошью, которую могут позволить себе только богатые; основную обстановку составляют всевозможные сиденья и многочисленные сундуки и лари. Именно такую мебель в случае нужды можно быстро и легко погрузить на телегу и перевезти в другую резиденцию или — если на дом готовится нападение — в безопасное место. При необходимости сундуки и лари могут служить сиденьями и даже лежанками. Спят хозяин с хозяйкой обычно в том же самом зале для приемов; спальный отсек стараются отгородить от остального зала деревянной перегородкой или хотя бы простой занавеской; роль занавески часто исполняет ковер. Если в замке помимо зала имеется хотя бы одна свободная комнатка, пусть даже клетушка где-нибудь под крышей, ее стараются отвести под спальню. Спальня — особая комната, туда допускаются только самые близкие родственники; порог спальни является своеобразной демаркационной линией между жизнью общественной и частной; переступить этот порог мечтают многие куртуазные рыцари, ибо именно в этой комнате полновластно царит прекрасная и недоступная дама, жена сеньора. В спальне хранят сокровища — сундуки, куда складывают ювелирные изделия, драгоценности и золото. Иногда там стоит шкаф с семейными архивами или даже рукописными книгами с красивыми миниатюрами. Но главный предмет обстановки спальни — драгоценная кровать, предназначенная для владетельной четы. Кровать делается из деревянных досок и точеных деревянных балясин. На кровать кладется матрас, набитый шерстью или пером, сверху — дорогие или простые ткани, льняные простыни, шерстяные или шелковые одеяла, множество вышитых подушек и подушечек; все это богатство, как и прочая дорогая обстановка, выставляется напоказ, как это принято в домах состоятельных хозяев. Родственники хозяина и его знатные гости спят на длинных ларях, которые днем выполняют роль сидений и шкафов; ночью поверх ларей кладут большие мешки, набитые шерстью или пустыми гороховыми стручками и соломой, а утром эти постельные принадлежности убираются. Рыцари, состоящие на службе у хозяина дома, гости не слишком высокого ранга, с которыми можно не церемониться, трубадуры средней руки, а также жонглеры и музыканты, которые их сопровождают, считаются слугами, и поэтому им приходится довольствоваться тюфяками, которые к вечеру достают из чулана и раскладывают прямо на полу в парадной зале, в коридорах или в караульном помещении.
188
Иллюстрации содержатся в трех великолепных выставочных каталогах: Rey-Delque R. «Les mobilier», in De Toulouse `a Tripoli… op. cit., p. 101–103. — Marandet M.-Cl. «L’equipement de la maison», in: Arch'eologie et vie quotidienne… op. cit., p. 146–148. — «La maison», in. Aujourd’hui le Moyen Age. Arch'eologie et vie en France m'eridionale, dir. G. Demians-d'Archimbaud, Marseille, 1981, p. 23–32.