Повседневная жизнь Японии в эпоху Мэйдзи

Фредерик Луи

Чтобы завершить разделение религий, некоторые буддийские праздники, например Бон(праздник, посвященный душам умерших), изменили так, чтобы они вошли в рамки синтоизма. Наконец, все люди были обязаны внести свою фамилию в список, составлявшийся при храме в том приходе, в котором они родились. Приход же предоставлял им печать, которая всегда должна была быть при себе. Эта мера была принята и с другими целями, не имевшими ничего общего с религией: во-первых, она была призвана облегчить перепись населения, во-вторых, ввести что-то вроде «удостоверения личности». Но это новшество не имело особой популярности, и в 1873 году его пришлось отменить. В действительности ни одна из антибуддийских реформ не была поддержана населением, демонстрирующим неподчинение официальным распоряжениям не из-за того, что японцы обладали такой уж нерушимой верой в своих богов, но скорее из-за того, что это было посягательством на традиции. Закон, обязывающий регистрировать всех новорожденных в приходах синтоизма, всего лишь официально подтвердил давно существующий обычай, согласно которому ребенка представляли охраняющему божеству семьи или рода примерно месяц спустя после рождения, чтобы комимогли узнать его и защищать в течение всей жизни. Обряд повторялся, когда ребенку исполнялось три года, пять и семь лет, и эта традиция сохраняется

в Японии и по сей день. Людей смущало иное: этот обряд, предназначенный для узкого семейного круга, правительство сделало обязательным и прилюдным. Кроме того, правом возглавлять церемонии, посвященные охранительным божествам, во время мацури,или местных праздников, обладали лишь несколько членов общины. Эти избранники составляли нечто вроде закрытых гильдий, а их права вызывали зависть. Но после новых распоряжений служение охранительным божествам стало доступно всем без исключения, что, разумеется, привело к конфликтам между членами общины, поскольку до этого времени эти религиозные гильдии всегда играли очень важную роль, особенно в делах, касающихся проведения праздников, или мацури.

Во время лихорадки реформ, направленных на преобразование внешней политики государства эпохи Мэйдзи, многочисленные религиозные праздники были забыты или заменены новыми, предложенными правительством. Но это было временным явлением, и большинство новых праздников просто добавилось к длинному списку традиционных фестивалей и мацури.Кроме того, определенные верования превратились в простые ритуалы, вроде утреннего приветствия солнца, которое японцы выполняли, поворачиваясь лицом к востоку и кланяясь. Сначала это был праздник Солнца, Химацури, но постепенно его значимость и глубокий смысл были утеряны, что привело к тому, что определенное число японцев просто сохранили привычку смотреть на встающее солнце, что давало им эстетическое наслаждение, но не имело никакого религиозного подтекста. Даже сейчас в Японии еще живы сезонные ритуалы. В первый день нового года люди выходят на улицу и ждут, когда их жилище покинут «демоны прошлого года», и в то же время приветствуют появляющееся солнце. Во время восхождения на гору Фудзи — что является своего рода религиозным паломничеством — на ней обычно остаются на ночь, чтобы на середине склона застать рассвет и увидеть потрясающее зрелище, когда солнце выплывает из моря и облаков. В этом ожидании не осталось никаких мотивов, носящих религиозный оттенок; лишь несколько паломников, привязанных к традициям предков, могут сохранить прежние представления.

Крестьяне и городские жители часто объединялись в группы или общины (ко),чтобы вместе совершать паломничества к синтоистским святыням или к буддийским храмам. Самый знаменитый маршрут таких паломничеств вел к священным алтарям Исэ, посвященным богине солнца Аматэрасу. Когда правительство Мэйдзи стало поощрять эти паломничества в Исэ, количество странников резко возросло, так же как и цены на оказываемые им по дороге услуги. Вдоль всего пути к святыне множились гостиницы, принимающие не только верующих, но и простых путешественников. Паломничество, потеряв большую часть религиозного содержания, превратилось в приятную прогулку. Потребности в кобольше не было, и, хотя они не исчезли, прежней роли коуже не играли. Стали исчезать многочисленные религиозные запреты, связанные, в частности, с ограничениями в употреблении тех или иных продуктов. До Мэйдзи эти запреты строго соблюдали большинство крестьян, но, когда нарушилась герметичность и цикличность их повседневной жизни, когда была введена всеобщая воинская повинность, а многие деревенские жители переселились в города, возможности придерживаться религиозных ограничений уже не было. Тем не менее продолжали жить кое-какие суеверия, но об их происхождении ничего нельзя сказать наверняка. Они примерно той же природы, что и французское суеверие, утверждающее, что если трое людей одновременно прикурят три сигареты от одной зажигалки, то один из трех курильщиков умрет в течение года. Большая часть современных японских суеверий родилась в эпоху Мэйдзи, возможно, как своего рода замещение исчезнувших религиозных запретов. Например, нельзя произносить слово, означающее «четыре» (си),потому что оно созвучно слову «смерть». Даже сейчас в большинстве японских гостиниц нет комнаты под номером четыре. Это суеверие соответствует европейскому поверью, связанному с цифрой тринадцать. Немилость, в которую попал буддизм, и «огосударствление» синтоизма привели к ослаблению веры японцев в божества предков, а с развитием современной жизни, с миграцией широких масс населения уменьшилось и религиозное чувство: религия, став официальной, во многом потеряла доверие народа и сохранилась только как обычай. Как часто происходит в подобных обстоятельствах, началось увлечение магией, особенно среди низших классов населения. Возникали новые религиозные течения, многие из которых имели определенный успех и сохранились до наших дней. Среди всех проповедников того времени самым знаменитым стал крестьянин Накаяма Мики (1798–1887), который, утверждая, что был вдохновлен свыше, заложил основы новой религии Сэнри-кё, несшей в себе элементы синтоизма и конфуцианства. В своей книге «Кофуки» он с собственной точки зрения излагал миф о сотворении мира и человека. Накаяма Мики был также плодовитым поэтом — он создал тысячу семьсот одиннадцать стихотворений в стиле вака— и имел множество последователей. Даже в наши дни их число увеличивается благодаря усилиям миссионеров, и Сэнри-кё приобретает международное признание.

Но если официальные круги были не слишком расположены к буддизму, то народ, напротив, с почтением относился к божествам этой религии, и буддийские храмы никогда не пустовали. В 1895 году тысячи женщин пожертвовали своими волосами, чтобы сплести верёвки, необходимые для того, чтобы воздвигнуть главную балку центрального зала. Некоторые божества, ранее подзабытые, вновь стали объектом поклонения толпы, хотя неизвестно точно, было ли это увлечение пробуждением религиозного чувства или просто суеверием, поскольку граница между ними в Японии весьма призрачна.

Общее состояние духа, отсутствие истинной национальной религии, способной удовлетворить метафизические стремления определенной части населения, отсутствие сильной струи буддизма позволили христианству развиваться в Японии, тем более что в этом восточном регионе намечались преобразования на современный (европейский) лад. Если раньше в христианство обращались в основном крестьяне (и подвергались за это гонениям), то в эпоху Мэйдзи им заинтересовалась интеллигенция. Правительство не было больше вправе запрещать христианство, так как не могло теперь обвинять кого-либо в «сделках с иностранцами», и обычай попирать ногами фумиэ(изображение христианского святого), чтобы заставить подозреваемого доказать, что он не состоит в христианской секте, был упразднен. Вначале христианство было лишь забавной диковиной для студентов: «Войдя в комнату К, я увидел Библию. До этого он часто цитировал мне изречения из священных книг буддизма. Но о христианстве мы еще ни разу не говорили. Я удивился и не удержался, чтобы не спросить о причине такого чтения. «Причина? Нет никакой причины!» — ответил он. Затем, спустя мгновенно: «Такая уважаемая книга, естественно, что я читаю ее!» И он добавил, что, будь у него возможность, он охотно прочел бы Коран. Выражение «Коран или сабля» интересовало его в высшей степени». Но миссионеры несли свою проповедь только образованным классам, то есть тем, кто мог отправлять детей учиться в иностранные школы, и абсолютно естественно, что христианство имело относительный успех только среди интеллигенции, крестьян и рабочего класса, у которых не было тесного контакта с иностранцами.

Народ с трудом находил возможность сочетать некоторые исконные обычаи, такие, например, как культ предков и богов-защитников или пришедшее из конфуцианства понятие сыновней почтительности, с требованиями христианской религии. Впрочем, в глазах большинства японцев официальный культ императора или японского государства не мог быть подчинен иностранной религии. Кроме того, многим было непонятно, как можно возводить до объекта поклонения казнь (распятие), которая одновременно казалась им кощунственной и болезненной, тем более что согласно древним понятиям смерть представляла собой нечто нечистое и противопоставлялась любви к жизни и природе, о чем постоянно говорил синтоизм. Эту несовместимость было трудно понять и принять. Люди чувствовали, что учение Христа мало их касается, и оно, по правде сказать, не оказывало особого влияния на японцев. Прижились только некоторые обычаи христианства, а до настоящей веры было далеко. В Японии стало считаться признаком хорошего тона выходить замуж в белом платье и фате (при том, что обычно в Японии белый цвет — цвет траура; но с этим можно было смириться, потому что девушка как бы облачалась в траур, покидая семью), даже если свадебная церемония не проходила в церкви. Эта тенденция жива и сегодня: недавно молодожены-японцы, не слишком привязанные к религии, проделали путешествие из Токио в Париж, чтобы получить (в протестантской американской церкви, поскольку католическая церковь не поддалась на уговоры совершить этот ритуал) благословение на брак, а также провести церемонию с органом и цветами. По возвращении в Японию эта молодая пара устроила свадьбу на традиционный манер в синтоистском святилище. В Японии свадьба — самый важный обряд, цель которого — получить помощь всех коми, так что могущество «своих» и иностранных божеств можно объединить, чтобы молодой паре досталось как можно больше счастья и удачи. Религия японцев от эпохи Мэйдзи до наших дней — это по большей части уверенность в том, что следует всегда полагаться на Небо, чтобы быть счастливым (точнее чтобы не быть несчастным) и получать благословения божеств, из какой бы религии они ни пришли.

ДОМ И СЕМЬЯ

Эволюция нравов

Само собой разумеется, что глубинная трансформация идей, произошедшая в народе и вызванная изменением государственного режима и европеизацией образа жизни японцев, сопровождалась изменениями в нравах и даже в обычаях. Вековые традиции остались в прошлом, на их место пришли другие; контакты между различными слоями населения стали более тесными, а новые виды транспорта и средств сообщения позволяли проводить такой широкий обмен информацией, который не был возможен еще несколько лет назад.

В живописи, литературе, архитектуре, в развлечениях также произошли коренные преобразования. Обучение молодежи, отношения между мужчиной и женщиной, самые важные вещи в жизни, так же как и самые пустяковые, претерпели глубокие изменения. Все, что относилось к «старой Японии», стали считать смешным, хотя прежние обычаи и новые привычки существовали бок о бок. Эти нововведения могли бы показаться почти естественными и малозаметными, если бы не поистине чудесная скорость, с которой они происходили. Внезапно после упорного отрицания всего иностранного началось увлечение всем, что исходило от Европы и Америки, а это с ног на голову перевернуло все представления о прежних ценностях. Япония была околдована Западом. Европа и Америка с удивлением и некоторой долей юмора наблюдали за этим «господином Содэс’ка» (из-за привычки японцев заканчивать предложение этим словом, означающим «не так ли?»), который ради лакированных ботинок, сюртука и цилиндра пожертвовал деревянными сандалиями и национальной одеждой, дабы казаться «западным». В Америке же, так же как и в Европе, мода диктовала соблюдение некоторых японских традиций. Возрастал спрос на художественные изделия из Японии; ценились и более или менее обстоятельные сочинения, описывающие эту странную экзотическую страну, так отличающуюся от статичного Китая своей жаждой войти в сообщество современных государств. Впервые азиатская страна заставила писать о себе в газетах и в журналах не только в рубриках, посвященных развлечениям и экзотике.

Японии требовалась информация о Западе, и уезжавшие за границу студенты, путешественники, коммерсанты и дипломаты щедро снабжали свою страну сведениями о всех сторонах жизни европейцев, сведениями, которые печатались в книгах и газетных статьях и которые чуть ли не с лупой просматривались учеными и государственными деятелями. За несколько лет Япония узнала все, что происходило за кулисами Уоллстрит, в парижских салонах, в студенческой среде Германии и даже в лондонских джентри, в то время как европейцы и американцы не имели практически никакого понятия о повседневной жизни простого японского горожанина.

Преобразования в сельском хозяйстве и в сфере индивидуального производства, создание новой промышленности привели к изменениям в самом образе жизни и к появлению новых запросов. Стал иным даже способ питания, а это вызвало реформы в сельском хозяйстве и поставило страну перед необходимостью импортировать продукты. Позже Япония от этого отказалась. Чтобы развиваться дальше, новые отрасли промышленности должны были импортировать практически весь материал и первоклассное сырье. Возник новый класс торговцев, как частных лиц, так и компаний, специализирующихся на экспорте и импорте. Им за несколько лет удавалось сколотить громадные состояния. Ввоз тканей из-за границы и появление профессии ткачей привели к полному изменению привычек, касающихся одежды, так же как и семейного производства. Женщинам больше не надо было самим прясть и ткать коноплю, хлопок и шелк. Производство шелка, предназначенного на экспорт, стало полностью промышленной отраслью, в которой использовалась ручная работа женщин, что тоже было новшеством: до сих пор женщины в этой стране занимались хозяйством или полевыми работами. Жизнь в городах пульсировала, в них стекались крестьяне, бежавшие от тяжелого труда, от сомнений в завтрашнем дне и от нищеты, надеясь, что здесь прокормить себя будет легче. Незнакомое ранее состояние абсолютной свободы, когда каждый мог ехать, куда хотел, привело к смешению всех социальных слоев.