Повседневная жизнь Японии в эпоху Мэйдзи
Шрифт:
Табак обычно покупали на местном рынке или у бродячего торговца. Обычай курить трубку ( кисеру) довольно древний, и соблюдался он как мужчинами, так и женщинами, так что набор для курения ( тобако-бон) имелся почти в каждом доме и состоял из одной или нескольких трубок с маленьким металлическим мундштуком, щипцов для того, чтобы брать уголек, и ящичком для хранения табака. Табак рос на юге Японии в саду у большинства земледельцев, и крестьяне взяли в привычку набивать трубку в перерыве между работой, так что эти моменты отдыха получили название «час табака». Сигареты были мало известны в то время, хотя некоторые крестьяне предпочитали не набивать трубку листьями табака, а сворачивать их наподобие небольшой сигары. Первые сигареты европейского типа, когда в тонкую бумагу заворачивали мелко нарезанный табак, стали производиться в Японии с 1877 года. Они продавались упаковками по пять — десять штук в каждой, что было гораздо удобнее традиционных громоздких курительных приборов. Вскоре они стали очень популярны, и их начали продавать во всех магазинах по низкой цене. В 1876 году правительство воспользовалось
Развлечения
Японские дети, подобно всем детям в мире, играли с игрушками, которые лишь совсем немного отличались от привычных нам. Взрослые тоже любили развлекаться и отдыхать. Японцы всегда славились своей жизнерадостностью. Даже если не все у них шло гладко, каждую свободную минуту они использовали для того, чтобы отдаться одному из своих увлечений. Мы уже рассказывали о том, что в эпоху Мэйдзи спортом интересовалась только молодежь из школ и университетов, а у взрослых людей это увлечение считалось неприличным, если только они не были профессиональными спортсменами.
Традиционно японец предпочитает роль зрителя. Он не привязан к физическим ощущениям, и это отличает его от европейцев, которых считают «чувственными». Японец предпочитает эстетическое наслаждение зрелищу и выбирает игры, в которых значимая роль отводится головоломкам и размышлению. Но и от удовольствия провести время за хорошей едой и напитками он не откажется… хотя, по правде говоря, у японца в конце века было не так уж много поводов для радости. Трудностей в жизни было столько, что они преобладали и в повседневной жизни, и в учебе. В дни традиционных праздников японцы отдавались ритуалам, связанным с приготовлением пищи и приемом гостей. Но вот воскресенья, появившиеся с введением новой рабочей недели по западному образцу, казались им безнадежно пустыми. Японцы гуляли по улицам города, рассматривали витрины магазинов, шли в зоопарк со своими детьми или занимались работой в своем маленьком саду, если таковой у них имелся, потому что каждый японец становится садовником, если у него есть хотя бы несколько цубоземли. Мужчинам, работавшим в конторе, вечера казались иногда слишком долгими, и часто они не спешили после работы домой, особенно если были воспитаны на западный манер. Они шли с коллегами в кабачок выпить две-три порции сакэ или занимались любимым времяпрепровождением, например, карточной игрой вроде ханагарута,в которой было сорок восемь маленьких карточек (по четыре на каждый месяц года), дублирующихся черными квадратиками. Время от времени, когда в кармане водились деньги, мужчины посещали театр Кабуки, где можно было насладиться игрой любимых актеров. Они знали наизусть те истории или легенды, по мотивам которых исполнялись спектакли, представлявшие собой исторические драмы или зарисовки современной жизни. Публике особенно нравились пышные костюмы и грим актеров. Выступать на сцене имели право только мужчины, они же исполняли женские роли, оннагата.Некоторые актеры Кабуки так прославились при жизни (как, например, Дандзюро VIII, покончивший с собой в 1853 году), что их биография ложилась в основу сценария.
«Появляется один из этих знаменитых актеров, — писал Г. Буске, — и толпа приходит в неистовство. Крики, звучание которых нельзя передать на письме никаким сочетанием букв, разливаются по толпе, будто круги по воде от брошенного камня. Иногда это напоминает мгновенный взрыв… Актеры, хотя и принадлежат к низшим слоям общества, становятся предметом всеобщего увлечения. Часто любители их творчества поддерживают их кредитами, открывают для них свой кошелек и не считают слишком дорогим удовольствием за определенную плату навестить их в гримерной комнате, где они переодеваются для выступления. Некоторых актеров после смерти оплакивал весь народ и устраивал по подписке великолепные похороны».
Актеров всегда окружали всецело преданные им женщины и почитатели-мужчины, которые, как правило, были рабочими и торговцами. Но помимо Кабуки существовали еще маленькие народные театры Сибаи, где женщинам позволялось исполнять собственные роли. Эти театры вошли в моду, и каждый спектакль собирал аншлаг. Раньше женщинам не разрешалось появляться на сцене, но когда несколько из них (в основном гейши) осмелились сделать это, их ожидал громкий успех, и число посетителей Сибаи увеличивалось с каждым днем. Одна из самых знаменитых актрис конца эпохи Мэйдзи, гейша Сада Якко, и актер Каваками создали современные пьесы, более короткие, чем те, к которым привыкли в театре Кабуки. Представленная в Париже по случаю Всемирной выставки 1900 года пьеса «Гейша и рыцарь» имела такой успех, что японцы сразу же признали Саду Якко как актрису, хотя это был первый случай, чтобы женщина играла на сцене вместе с мужчинами. Другая актриса, уже пожилая, Кумэхати, также бывшая гейша,исполняла роли мужчин, переворачивая, таким образом, обычай с ног на голову, и на этом поприще приобрела огромную известность. В Киото довольно долгое время существовал театр иного рода, прославившийся на всю Японию. «Все роли, даже роли мужчин, исполняли здесь загримированные женщины. Они почти не говорят на сцене, но их мимика и жесты очень выразительны,
В глазах торговцев, ремесленников и служащих еще большую привлекательность по сравнению с театром играли ёсэ.Они представляли собой нечто вроде кабаре (но в них, в отличие от настоящих кабаре, не пили вино и никогда не устраивались концерты). Оратор произносил речи, затрагивая ту или иную тему, или рассказывал трагические или смешные истории. Слушатели, сидящие у печки со своим горшочком с чаем, внимательно слушали его. Чем значительнее была личность оратора, тем охотнее в ёсэсобирались люди. Помимо красноречивых рассказчиков были и те, кто «подгонял» свои истории под политический и социальный контекст времени. Хотя их речь была обильно пересыпана недомолвками, намеками, игрой слов и шутками, слушатели прекрасно понимали, о чем идет речь. «Когда стемнело, ёсэбыл уже заполнен людьми, и те, кому не хватило места на подушке, садились на корточки… они обежали взглядом всех этих людей, расположившихся друг против друга в этом огромном зале. Головы тех, кто находился ближе к сцене, застилал табачный дым, и контуры теряли четкость…»
В Токио и в большинстве крупных городов ёсэбыли весьма многочисленны, и всего за несколько сэн можно было отдохнуть, слушая разные истории и потягивая горячий чай. Иные рассказчики, не имеющие помещения для работы, в теплое время года располагались на углах улиц, где и вели свои монологи, к огромной радости детей и их родителей, собиравшихся целыми толпами. Если рассказ нравился, то никто не колебался, чтобы опустить в шляпу оратора одну-две мелкие монетки.
Эти выступления презирались высшими классами и теми, кто гордился своей принадлежностью к «культуре». Образованные круги первыми отвергли традиционные виды театра, но в то же время с энтузиазмом приняли (особенно после 1880 года) его новые типы. Надо сказать, что спектакли театра Нонисколько при этом не презирались, напротив, считалось хорошим тоном знать наизусть либретто (дзёрури)и даже иногда обучаться искусству Ноу знаменитого преподавателя. И если актеров Кабуки и Сибаи считали людьми низкого звания (хотя в 1868 году их профессию официально признали равной другим), то актеры Нопользовались всеобщим уважением, и аристократы не считали ниже своего достоинства сыграть в постановках Ноили Кёгэн(комические интермедии). Кроме того, в начале эпохи Мэйдзи приобрела необычайную популярность чайная церемония и, хотя простолюдины участвовали в ней только в особых случаях, аристократы с удовольствием проводили ее для себя и своих друзей. Богатые люди развлекались тем, что заказывали в ресторанах европейские блюда и пиво, вино или другие алкогольные напитки вместо традиционного сакэ. Поскольку гостей обычно не принимали у себя дома, то обеды в ресторанах являлись прекрасной возможностью появиться в обществе и встретиться с важными людьми. Иногда подобные вечеринки устраивали в чайных домиках. Почти всегда на таких дружеских встречах присутствовала гейша, которая развлекала гостей игрой на сямисэне, трехструнном музыкальном инструменте, напоминающем гитару и обтянутом кошачьей шкуркой, или на кото(род тринадцатиструнной цитры), или на тамбурине; она пела, декламировала стихотворения, загадывала загадки, танцевала или просто поддерживала разговор и подавала напитки. Гости любили смотреть, как танцует искусная гейша, но сами никогда не присоединялись к ней, если только не выпивали перед этим, что охотно прощалось. Европейский салонный танец считался неизящным и даже мало приличным. Но тем не менее некоторые представители высших классов иногда снисходили до него, причем мужчины были одеты в сюртуки, а женщины в платья, сшитые по последней парижской моде. Само мероприятие устраивалось в салоне какого-либо посла или в «Рокумэйкане», модном токийском ночном ресторане. Но японцам самим надоедали все эти приемы на западный манер, на которых они присутствовали только из солидарности с европейским этикетом. Между тем несколько японских «леди» решили заняться танцами под руководством супруги немецкого резидента по имени Янсон. Мужчины также обучались салонным танцам, но отдельно от женщин.
Самым большим удовольствием для японцев оставалась прогулка — прогулка без всякой цели или затеянная, чтобы полюбоваться на цветущие вишни, сливы, ирисы или хризантемы в зависимости от времени года. Фелисьен Шалле писал: «Гулять для японцев означает наблюдать вереницу меняющихся картин; ощущать сопричастность с тем, мимо чего ты проходишь, с толпой, с домами, с храмами, с лесами, с животными, с цветами, с камнями; ощущать сладость мимолетного наслаждения мигом, который никогда больше не вернется; находить радость в созерцании всего, что находится вокруг тебя, отпускать это, желать и любить».
Японцам нравилось гулять в одиночестве или всей семьей, когда жена следовала чуть позади мужа, принимающего картинные позы, а дети послушно семенили рядом. Время от времени процессия останавливалась, чтобы поглядеть на витрину магазина, и некоторое время поторговалась без всякого намерения что-либо купить. Хозяин лавки прекрасно это понимал, но с удовольствием включался в игру. Летом детям покупали измельченный лед, ароматизированный фруктовым соком, или, в исключительных случаях, айсукуриму— европейское мороженое.
В местах, где чаще всего гуляли люди, в парках стояли маленькие беседки с широкими скамьями, покрытыми циновками, на которые можно было присесть и, прищелкивая от удовольствия языком, выпить чашечку обжигающе горячего чая, восстанашшвающего силы. Если на пути попадались буддийский храм или синтоистское святилище, то в них полагалось зайти на несколько минут, чтобы позвонить в колокол или потрясти бубенчик, или вознести короткую молитву — считалось правильным и вежливым поприветствовать местное божество.