Повстанцы
Шрифт:
— Кто ж тебя гонит, что по ночам шатаешься?
— Никто не гонит, только я подумал, лучше спервоначалу оглядеться, чем на глаза всем лезть.
— Правильно, — одобрил отец. — Пойдем в избу, расскажешь. Мать завтрак соберет.
Но мать с Гене приготовили завтрак не в избе, а в светелке. Хоть и сын, но уже как бы гость — столько не видались! А ко всему тут и безопаснее, ежели кто из посторонних вдруг сунется за чем-нибудь.
Родителям прежде всего хотелось узнать, что за дело вынудило сына так нежданно их навестить. Пятрас принялся выкладывать,
У околицы села Лидишкес, возле дороги, дядя издавна арендовал у поместья несколько десятин земли со старой корчемной постройкой. Вот теперь он и предложил Пятрасу осенью жениться и поселиться в старой корчме, залатав строение. Был бы у парня огород, он бы работал, жалованье получал деньгами, зерном или чем сговорятся. Разживется — сможет и земли прикупить у поместья, сколотит хозяйство, хоть небольшое, чтоб прокормиться. А чего ему еще? Дядя и отпустил Пятраса посоветоваться с родителями и приглядеть невесту.
— Дядя говорит, — заключил Пятрас, — что с будущего года не станет меня больше держать. Дескать, зазорно: племянник вместо батрака! Люди обговаривают.
Старикам Бальсисам все это показалось необычайным и удивительным. Они не знали, что подумать, что посоветовать. Мать пугала разлука с сыном: шуточное ли дело — за тридевять земель! Отец в душе был склонен принять предложение брата: один сын уйдет на сторону, легче будет остальных обеспечить. А как сам Пятрас?
Пятрас ответил уклончиво:
— Дядя скуп и хитер. О своей корысти болеет, не о моем житье. Чую, что не все мне говорит. Люди толкуют: будет в казенных поместьях люстрация, стало быть, вроде ревизии. Может, потому и хочет меня на ту землю посадить, чтобы легче ее уберечь. Тогда она будет считаться заселенной.
— Стало быть, придется тебе, дитятко, стать у дяди бобылем, — сочувственно заохала мать.
Но Пятраса это не смущало:
— А хоть бы и бобылем! Зацепиться надобно, мама, хоть и за малый клочок земли. А потом поглядим. Место больно хорошее.
Отец не возражал. Пускай себе… Как бог даст. Суждено жить — приживется, суждено мытарствовать — намытарится.
— Так на ком собираешься жениться? Все на Катре Кедулите? — расспрашивала мать.
— Все на ней, мама, потому и отпросился у дяди и к вам пришел. Хочу с Катре повидаться.
— Что же… может, тебе там и поспокойнее… — рассуждал отец. — А нас-то бог весть что еще ждет. Скродский насчет нашей землицы не унимается.
И принялся отец излагать, о чем толкуют люди, что завтра всем велено явиться в поместье…
Пока они судили-рядили, вернулся с поля Винцас, хотя тень еще не показывала обеденного времени. Захотелось и ему потолковать со старшим братом, пересказать, что говорят на косьбе односельчане. Косить хорошо: не овес в этом году — золото. А мужики как сели отдыхать, зашумели о том, что у всех на сердце: может, в последний раз ссыпают в закрома урожай с этих пашен! Все жалели такую хорошую землю, потом принялись честить Скродского и его советчика, чертова "консульта".
— Больше
А с дочкой прибыл какой-то пан из самой Варшавы. И тот грозился: ежели Скродский и дальше будет людей терзать, то объявит его предателем. А Норейка, тот поносными словами изругал Кедулиса, Сташиса и Бразиса, зачем-де согласились землю менять, да еще за всех расписались.
Пятрас от злости еле мог усидеть на месте. Он тоже эти самые поля сызмалу пахал, боронил, засевал и убирал! Немало там и его пота, так же, как и отцова и дедова. Отдать Скродскому? Ни за что! Нет у пана такого права. Закон не позволяет. Лицо у Пятраса загорается, брови сурово насупливаются, сжимаются кулаки. Нет, он в стороне не останется. Должен со всеми вместе родную землю защищать!
Вдруг на дворе залаяла собака. Подойдя к окошку, Винцас увидел Норейку.
— Зови сюда, посоветуемся, — предложил Пятрас.
Норейка очень обрадовался Пятрасу.
— Ну и подоспел ты в самый раз. Теперь нам нужны ребята поотчаяннее. Верно, знаешь уже наши беды. Я не мешкая скажу, что задумал. Надобно еще сегодня добиться до молодого Сурвилы. Дымша им не нахвалится. И Мацкявичюс тоже. Паныч посоветует, что делать.
Винцас поддержал:
— Да, дядя Стяпас давно уже толкует, что молодой Сурвила будет нашу землю отстаивать. Вот вы с Пятрасом и отправляйтесь к нему.
Родители опасались, не накличет ли Пятрас на себя беду, показавшись на людях. Но тот отрезал: никого он не боится и ничего с ним дурного не произойдет.
— Давно собираюсь дядю Стяпаса проведать, а посоветоваться с молодым Сурвилой очень даже полезно. Не горюй, мама! Все меня тут забыли, никто за моей шкурой не охотится, — успокаивал он расстроенную мать.
Нечего было зря терять время. Винцас запряг лошадь, и Пятрас с Норейкой уехали.
Вернулись они вечером, веселые и бодрые. Удовлетворив любопытство домашних, пошли на деревню рассказывать, что слышали от молодого Сурвилы и Стяпаса Бальсиса.
Солнце уже заходило, вскоре начали возвращаться с полей, село оживилось, зашумело. Пастушата пригнали скот, на каждом дворе женщина с подойником ждала коров, переговариваясь через забор с соседкой или с Любопытством прислушиваясь к разговорам мужчин.
Пятрас теперь не только не прятался, а словно даже старался всем показаться. Здоровался по дворам с бабами и девушками, даже и пастушатам не скупился на доброе слово или шутку. Особенно охотно заговаривал с мужчинами. С теплым чувством убедился, что никто его не чурается, а наоборот, все рады видеть, как он большими шагами мерит деревенскую улицу. Его уверенность в себе вселяла в других решимость и отвагу.