Пойди туда, не знаю куда. Книга 4. Сват Наум
Шрифт:
Но Федот попал и в горшок.
– А вон в ту кубышечку, что с краю висит? – завелся десятник, показывая на маленькую кубышку немного больше Федотова кулака в дальнем конце плетня. Федот пожал плечами и потянулся за пищалью. Но тут батюшка подал голос:
– Остановись, – сказал он десятнику, – Не дай бог, попадет… человеку не под силу такое! Нам что с ним тогда делать? В железа забивать и к патриарху на допрос отправлять?
Десятник задумался, помотал головой, кивнул. Поглядел на Федота, который снова гладил собаку, повернулся к стрельцам:
– Ручаетесь
Все стрельцы, даже те, что не сопровождали похоронную ватагу, закивали.
– Ну, тогда к полуголове в Суздаль поедем. Там себя покажешь, – сказал десятник Федоту.
Федот пожал плечами:
– Только я не найду…
– Полуголову?
– Не-а, Суздаль…
Наступила тишина, потом стрельцы и новобранцы взорвались хохотом:
– Ну, дурак, дает!
– Это ничего, – сказал десятник, вытирая слезу, – я с тобой поеду, небось не заплутаемся на прямой-то дороге. Тут всего десяток верст!
Молодецкие забавы
Федота покормили, определили место постоя в избе для новобранцев. Похоронный балахон отобрали и выдали вместо него старый черный кафтан, чтобы надевал поверх тулупчика.
– Так обещали светло-зеленый, – обиженно сказал Федот, разглядывая кафтан.
– Зеленый полагается, когда в стрельцы запишут. А ты пока еще на испытании. Да и когда запишут, должно быть обыденное платье. Не в праздничном же тебе работать?
– Действительно, не в праздничном же работать! – подумал Федот и успокоился.
– Этот тебе, чтобы в глазах полусотника деревней не выглядел, он у нас из боярских детей!
И выдали еще старые кожаные сапоги взамен валенок, также длинную полосу домопрядины, чтобы подпоясаться, и ношеную стрелецкую шапку, серую, но с меховой опушкой. Вид у Федота стал молодеческий!
– Ты прямо удалец у нас, Федот! – вскричал десятник. – Так тебя полусотнику удальцом и представим.
Набившиеся в избу десятника стрельцы дружно закивали, засмеялись, нахваливая Федота и обещая, что все девки на него будут заглядываться. Это Федота озадачило: выглядеть удальцом он хотел, а вот в отношении девок что-то было не так. Не влекли его девки…
– А ты, кроме как стрелять, еще чего-то можешь?
– Могу дрова рубить, – ответил он.
– И еще может могилы копать! – засмеялся кто-то из стрельцов. Но остальные сразу помрачнели, вспоминая кладбище, и смех скис.
– Воду могу носить, – продолжил Федот и добавил, подумав, – С рыбой…
– В смысле, с рыбой?
– Рыбу ловлю в проруби…
– Так ты, может, и охотник?
– Не знаю… не помню…
– Так ты и про стрельбу не помнил! А сражаться ты умеешь?
– Не-а! Я только с клопами сражался.
После этих слов напряжение, было навалившееся на всех, спало, и стрельцы снова принялись смеяться.
– Так ты, что, и не боролся никогда? И на палках не дрался?
– Вроде, дрался. У нас в деревне точно дрались. Я боялся…
– Ты драться боишься? А как же ты в стрельцы пошел? Тут трусам не место!
– Я зашибить боюсь…
Между тем пара
В конце концов заставили бороться Федота. Он снял кафтан вместе с тулупчиком, вышел неуклюже на середину избы, разглядывая свои руки с удивлением, словно впервые сам видел. Чего ими делать, он явно не знал.
– Побережнее с ним, – крикнули его противнику. – Явно не борец, не поломай парня!
– Я легонько! – ухмылялся противник, подхватывая Федота под руку, чтобы зайти за спину, одновременно норовя подсечь его под ногу.
Что делал стрелец, Федот не понял, приемов борцовских он явно не знал, но он словно предвидел, чем закончатся движения противника, и это ему не понравилось. Поэтому он чуточку отступил. Стрелец как раз в этот миг нанес подсечку, пролетел ногою мимо ноги Федота и от неожиданности сел на задницу. Зрители сначала стихли, потом кто-то ядовито-доброжелательно полюбопытствовал:
– Утомился, Филь?
Все дружно грохнули.
– Поскользнулся, – огрызнулся Филя, мгновенно вскочил на ноги и снова бросился на Федота, теперь уже с намерением отыграться.
Федот не мешал ему брать захваты, заходить за спину, подныривать в ноги. Но каждый раз, когда бросок должен был состояться, он чувствовал опасность и просто выходил из захвата, так что противник падал. Стрельцы снова принимались советовать товарищу:
– Филь, да ты не вставай, отдохни! День трудный был! Все бока до устали отлежал!
Наконец Филя не выдержал и огрызнулся:
– Иди сам попробуй! Смеяться-то все горазды.
– И чего? И пойду! – ответил другой стрелец и скинул кафтан.
Филя с сердитым лицом отошел в сторону и сел за стол к десятнику, делая вид, что ему не интересно смотреть. Но как только второй борец шлепнулся на пол, тут же повернулся и начал давать ядовитые советы товарищу. И второй соперник выдохся, да еще и отшиб локоть о пол. Тут выскочил попробовать себя третий. И опять с тем же успехом. На четвертом, когда стало ясно, что Федота взять непросто, Филя расслабился, лицо его повеселело, и он перестал злиться. Теперь противники уже не шли побороть Федота, они выходили проверить, правда ли все так, как это было у предыдущих. И радовались, когда падали.
Федот же не мог понять, чего они смеются, да и что происходит, тоже не понимал. Он просто не хотел падать и отступал ровно настолько, чтобы не упасть. Он даже не пытался ронять противников, он их поддерживал.
Тут встал десятник и сказал:
– Чего-то странное у вас происходит. Федот!
– А! Ой, я! – откликнулся Федот и вытянулся перед десятником.
– Ты точно бороться не умеешь?
– Я не знаю.
– А тебя учил кто-нибудь?
– Не-а. Этого не было.
– А ты много боролся?