Пойманные сном

Радин Сергей

А Лёхин ещё доволен был, потому как, прощаясь со старушкой, углядел на пороге, рядом с нею, плачущего радостными слезами домового и отдельно поклонился и ему. Домовой сквозь слёзы расцвёл - и Лёхин расцвёл: угодили!

На следующий день, рано-рано утром, Лёхин вскочил по будильнику и быстро собрался. Не дожидаясь транспорта, прошёл в утреннем сумраке две остановки и свернул на старое кладбище. Искать Захарку сам не стал. Смысла нет. Нашёл кладбищенских Палисадничих, а те проводили его к мамонтихе. Почти до рассвета уговаривали её не бояться незнакомого человека. Как ни странно, уговорили Шишики. Они съехали с Лёхина, уселись почти в ногах призрака и разинули на него пасти. Чего уж там они орали, кажется, даже Палисадничие не

поняли, но Захарка подняла хобот и опустила его на плечо человека. Вспомнив про несколько временных пространств, о которых говорила Вертушинка и которые не мог пересечь заблудившийся в них мамонт, Лёхин сообразил, что таким образом Захарка пытается удержаться в одном из них. И так, с громадным зверем-призраком, державшимся за его плечо, человек спустился к речке, пересёк её, а там уж зверь, оглядевшись, радостно пошёл по тронутым морозом серебристым лугам, постепенно пропадая в первых лучах солнца.

Не откладывая на потом, Лёхин сходил в церковь неподалёку от кладбища и поставил три свечки за упокой души угоревшей девочки Катеринки, её бабушки и её мамы…

… И тьма… Опустила она Лёхина в свои глубины, и увидел он себя бегущим вниз по каменным лестницам… Тьма… Он стучит в городские ворота, а из привратницкой ворчат: "Заходи, коли свой". И он заходит и привычной дорогой идёт на рыночную площадь. Базарный день. Весёлая толпа. Звонкоголосый гомон. Солидные взрослые, ведущие серьёзный торг. Озорные детишки, стайками протискивающиеся между ними… Девочка, с налобной повязкой на длинных тёмных волосах, улыбнулась Лёхину и пропала, втянутая руками нетерпеливых подружек в толпу. Мимо прошёл высокий человек в чёрной кожаной одежде с металлическими заклёпками, бросил: "Мы не знакомы?.. " Лёхин ещё успел усмехнуться: "Нет, Феликс, пока не знакомы". Струнный звон заставил его тоже протискиваться через толпу жаждущих послушать музыку. Ромка сидел на каком-то помосте и играл на гитаре, только инструмент у него здесь раздался вширь и покрылся прихотливыми узорами, а уж звучал!.. Роман поднял глаза от струн, уголками губ улыбнулся, мол, привет, я тебя увидел!.. А потом насторожился, стал вглядываться поверх толпы, и Лёхин тоже обернулся: народ там почтительно расступался перед кем-то в длинном богатом плаще…

Тьма… Только две пары жёлтых фонарей горят. Изредка помаргивая. И такое любопытство в глубинах этих моргающих фонарей…

… что Лёхин проснулся. И в миг просыпания вдруг крепко зажмурился!.. Мелькнуло что-то такое, отчего по сердцу прошло теплом… Но что? Вернуть бы тот миг…

Шишики переглянулись и влезли на закрытые веки хозяина.

… Снова толпа нарядно одетых людей - и Аня смеётся и машет ему рукой от решетчатого забора, окружающего место с качелями.

Лёхин вздохнул от счастья - и полностью проснулся.

Из-под тёплого одеяла вылез с неясным чувством, что вернулся к обыденной жизни и пора что-то делать по обычному, заведённому ранее порядку. Свалившиеся с него Шишики пробурчали целую фразу, из которой он понял, что они только-только пристроились поспать, а хозяину всё неймётся - и чего бы ему ещё немножко не подрыхнуть?..

Пока Лёхин натягивал домашние штаны, посматривая на всё ещё тёмное окно (рановато встал, рановато), в спальню заглянул Джучи. Постоял у двери, потом вошёл - и сразу к постели. "Помпошек"-то на смятой подушке две штуки. Непорядок. Кот встал на задние лапы, опершись передними о край постели. Нюхнул духу от Шишиков. Странно. Своими от обоих пахнет. Прыгнул понюхать поближе. Точно - свои. Ну ладно. Своим на тёплой хозяйской подушке можно. Только вот… Подушка большая, а "помпошки" маленькие. Джучи осторожно придавил лапой край подушки и глянул на Шишиков. Те зыркнули, но ничего не сказали. И кот вальяжно вытянулся по всей постельной принадлежности и, зевнув, уснул. Съехавшие в углубление, образованное кошачьей тушей, Шишики вздохнули и приникли к пушистому тёплому боку. Иногда котам тоже интересные сны снятся.

Исподтишка следивший за кошачьими поползновениями, Лёхин выдохнул. Что-что - а погонять ненашенских "помпошек" Джучи любит.

Выйдя из комнаты, Лёхин сразу направился к ванной комнате - и резко застыл. Невнятные звуки доносились оттуда. Бормочущие, подвывающие и время от времени даже ритмичные. Встал за дверью, прислушался:

– Ой да выгляну я из окошка да взгляну я, бедная, на дорожку. Не идёт ли сударь мой, мой сударик дорогой!..
– Пауза.
– Не-ет, слово "бедная" здеся не подходит. Надо бы поменять. Да и слово "сударь" повторяется. А вот если так?.. Выгляну я из окошка да взгляну, краса, на дорожку… Нет, что-то не то…

Далее монолог перешёл в совершенно неразборчивое бормотание. Лёхин на цыпочках попятился от двери в ванную и так же, на цыпочках, вошёл на кухню.

– Доброго утра всем!
– сказал шёпотом.

– Доброго… - прошептали в ответ.

Он сначала не обратил внимания, что в маленьком помещении, кроме возмущённых домовых, собрались в кои-то веки почти все привидения, из которых двое укоризненно смотрели на смущённого Дормидонта Силыча, который всё ещё пытался хорохориться и выглядеть правым.

– Елисей, а что с Касьянушкой? Слышал его в ванной. Что-то не похоже, чтобы он колыбельную песенку сочинял.

– Дык он недавно своей колыбельной Вечу усыпил, - объяснил домовой, подавая хозяину чистое полотенце: Лёхин решил не беспокоить творческого поиска привидения и умыться здесь, на кухне.
– Вот некоторые домовые и задумались. Девок у нас по дому полно незамужних. А вдруг, мол, у Касьянушки получится такую песню придумать, чтобы они заневестились, - и всех махом замуж повыдать! Вот и мается бедолага, слова для них заветные придумывает…

Лёхин усмехнулся, но, высушив полотенцем лицо, задумался. Вот любопытно, а песенки Касьянушки на него влияют? И ждёт ли сам Елисей новую хозяйку в дом?

– Какие новости?
– привычно спросил хозяин, садясь за стол и поглядывая в тёмное окно, на придорожный фонарь, при свете которого всегда отчётливо видно, идёт ли снег, или дождь.

– Сначала поешь, Лексей Григорьич, - сдержанно сказал домовой.
– А то от новостей еда комом в глотке встанет.
– И вздохнул.

– Так.
– Лёхин решительно отложил вилку, окинул цепким взглядом присутствующих, углядел виноватую физиономию Дормидонта Силыча.
– Я есть после слов Елисея всё равно не смогу. Дормидонт Силыч, может, объясните, что происходит?

– Охти ж мне… - отчаянно закрыл ладошками рот домовой.

– Давайте-давайте, выкладывайте, что у вас?

– И не буду ничего виноватиться!
– разъярённо крикнуло привидение купца.
– Сделал, как сделал бы любой коммерсант! И неча на меня смотреть так, будто хозяину не угодил! Всё правильно сделал!

– Отключите эмоции, Дормидонт Силыч, - хладнокровно посоветовал бывший агент КГБ, - и объясните всё Алексею Григорьевичу подробно, опираясь на факты.

– Да чего объяснять!!
– ещё пуще взбеленился купец.
– Я деловой человек и по-деловому переговорил с одним из потенциальных заказчиков нашего хозяина. Чего меня виноватят?! Презентация будет только через месяц!

Лёхин медленно провёл ладонью по голове (кажется, или на самом деле волос дыбом встал?), постарался успокоиться, вспомнил Павла и устроил купцу настоящий допрос. Из чего выяснил: пока хозяин бегал по всяким неинтересным делам, Дормидонт Силыч занимался активной электронной перепиской (не без помощи домовых, конечно) со знакомым Лёхину владельцем ресторана, Ильёй Михалычем, и договорился с ним провести вечер презентации Лёхиного продукта для других ресторанных деятелей. Илья Михалыч брал на себя всё: организацию вечера, приглашение гостей, составление меню. От Лёхина требовалось к определённому сроку доложить, какие именно консервированные овощи и фрукты он поставит к столу.