Поймать лисицу
Шрифт:
Однажды у них появились беженцы, которые принесли вести об их родной деревне. Они рассказали, что деревню сожгли, убили бабку Бояну, деда Спасое, несчастную Ковильку и ее ребенка. Дядя помрачнел, молча зажег лампаду. Мать с тетками долго молились перед образами.
О друзьях Рыжего ничего не было известно.
Наступила зима, с нею пришла неведомая болезнь. Сначала умер ребенок в семье беженцев, потом заболела и умерла пожилая крестьянка. А затем болезнь начала валить с ног всех подряд.
Через несколько недель заболела мать Рыжего.
— Тиф, — сказал дядя.
— Да, скорее
Мать металась в горячке.
Все были страшно напуганы, больше всех — Рыжий. Его никакими силами не могли оттащить от постели матери. "Что ты тут все сидишь?" — пытался увести его дядя, но Рыжий был уверен, что его место именно здесь, рядом с больной.
"А вдруг она умрет?" — думал мальчик. Он брал мать за руку, вытирал пот с ее лица и подолгу смотрел на нее, словно пытаясь защитить своим взглядом.
— Не отдам!.. Я не отдам тебя, мама, слышишь? — шептал Рыжий, оставшись наедине с матерью.
Тетки варили отвар из трав, обкладывали мать компрессами, насильно поили и кормили, а он продолжал сидеть возле нее, держа за руку.
Мать болела долго и тяжело, временами мальчику казалось, что она уже не поднимется. Но она наконец выздоровела.
Увидев впервые, что мать его узнает, Рыжий как безумный выбежал из дома, крича: "Она ожила, она ожила!" Все собрались у ее постели. Мать узнавала одного за другим, называя по именам. Потом остановила взгляд на сыне и прошептала: "Бедный мой Жарко…" От счастья Рыжий заплакал.
Только мать начала поправляться и набираться сил, болезнь сразила его. Сначала мальчик крепился, не признаваясь ни себе, ни другим, что ему плохо, но долго так продолжаться не могло. Рыжий слег.
В бреду он перестал понимать, что вокруг происходит. Мелькали какие-то фигуры — ему казалось, это те, которым некуда бежать. Он вскакивал, звал их, подвигался, освобождая им место в телеге. Когда чьи-то руки укладывали его в постели, ему казалось, что все наконец устроены, нашли себе место и теперь все в порядке. Он успокаивался, засыпал, но вскоре снова вскакивал с криком:
— Вот они, уже близко!
— Никого тут нет, — успокаивали его.
Он будто бы верил. А потом в его воображении возникал горящий дом, и он выкрикивал: "Сгорит, все сгорит!", чувствуя, что тоже горит, и, стараясь вырваться из огня, прижимался к стене, но пламя настигало, грозное, беспощадное. Мальчик звал на помощь:
— Спасите! Горю!
Он вырывался из их рук, пытаясь бежать.
День и ночь родные сидели возле него, сменяя друг друга у его постели.
Рыжий не знал, сколько времени длилась эта схватка с болезнью. Но ему запомнилось раннее утро, когда он очнулся.
Он огляделся. У его ног спала мать. В комнате было полно народу, все спали вповалку. "Неужели это все беженцы?.." — подумал Рыжий, с интересом разглядывая их.
Светало. "Значит, я выжил…" Мальчик улыбнулся свету, пробивавшемуся сквозь окно. На фоне его вдруг возникла женская фигура. Рыжий смотрел на нее с любопытством. Это была молодая девушка. Она сняла платок, положила его на колени, стала расплетать косы. Он следил за каждым ее движением.
Девушка долго медленно проводила гребнем по волосам, задумчиво глядя перед собой. Заплетя косы
И опять он безуспешно пытался решить мучительные вопросы: что же влечет мужчину к женщине? И почему его самого тянет к незнакомой девушке, лишь отдаленно напоминающей Росу?
Улыбка снова тронула его губы. "Ну, Жарко, — сказал себе Рыжий, — теперь уж ты обязательно выздоровеешь!" И мальчик снова заснул.
Дальние дали
Никогда в жизни не испытывали Лена и Влайко такого тоскливого чувства при мысли о дальних краях.
Позади осталась кошмарная ночь, в реальность которой трудно было сейчас поверить. Сидя на телеге, которой правил дядя, они все дальше уезжали от дома, то и дело оглядываясь назад. По обе стороны дороги возвышались серые скалы, хмурые и неприветливые в это раннее осеннее утро.
— Ты уверен, что точно их разбудил? — в третий раз повторила она тот же вопрос.
— Конечно, — ответил Влайко. — Я ведь тебе уже говорил.
Он вспомнил, как Йоле, его мать и братишка вскочили с постелей, когда он крикнул: "Усташи, спасайтесь!"
— Если б ты их не разбудил, их бы наверняка схватили, — прошептала Лена, поеживаясь.
Точно. Схватили бы…
— Ты молодец, — твердила Лена, стискивая руку брата.
Влайко приятна похвала сестры. Заслуженная похвала: ведь он первый вспомнил о друзьях, сказав отцу: "Я побегу разбужу их!" "Давай!" — ответил отец. "А мог бы и не пустить", — подумал мальчик.
— И все-таки они убежали, — убеждая как бы сама себя, сказала девочка.
Влайко подтвердил:
— Йоле бегает быстрее всех!..
Оба, конечно, думали о маленьком Раде, о матери мальчиков, но вслух не произнесли ни слова.
Добравшись до перевала, дядя остановил лошадей. Отец слез с телеги, чтобы проверить колеса, и, проходя мимо Лены и Влайко, бросил, улыбаясь:
— Ну что, проснулись?
Мать подняла голову, спросила:
— Где мы?
— Отсюда уже видна Сербия. Вон она! — довольно проговорил отец, показывая на синеющие вдали горы.
— Но мы ведь туда не поедем? — спросил Влайко.
— Как раз туда-то и поедем, сынок. Там спокойно. Ни тебе усташей, ни этой бойни.
— Глупости, — сказал дядя, тоже спрыгивая с телеги. — Думаешь, там лучше?
Отец ничего не ответил: верно, вспомнил встречу с четниками на току. Влайко даже улыбнулся при мысли об этом и снова подумал: "Вот тебе твои четники!" Мальчику было сейчас все равно, куда ехать, жаль только, что рядом не было Йоле, Рыжего и Раде. Впервые осознал Влайко, что их дружная компания, может быть, никогда уже не соберется.