Поймать лисицу
Шрифт:
Он посмотрел через ограду — туда, где должен был стоять его дом, но дома не было. Не было и амбара. "И Дарьи больше нет, — кольнуло его в сердце. — И обрез сгорел".
Момир вынес из погреба все, что сохранилось, бросил ему под ноги:
— Заворачивай в рядно, да поживее!
Они поспешили к дому Момира.
Огонь не пощадил ни одной постройки в его дворе. Сгорели и дом, и конюшня, и сыроварня, и сарай. Оставив мальчика наблюдать за дорогой, Момир полез в погреб.
Запах гари становился невыносимым. Им было пропитано все, начиная от узла, который оттягивал мальчику руку, кончая изуродованными
Что-то зашуршало, Йоле хотел кликнуть Момира. Но это оказалась всего лишь кошка — она недоверчиво выглядывала из-за валявшегося на земле колеса.
— Кис-кис… — позвал ее мальчик, — Как же ты, бедняга, уцелела? Иди ко мне, — подзывал он кошку, протягивая руки.
Но кошка не двигалась, в любой момент готовая убежать. "Даже животных до смерти перепугали, проклятые!"
Из погреба вышел Момир, неся какую-то посуду. Здесь же, во дворе, отобрал целую и выбросил негодную.
— Все приданое дочерей забрали, — пересохшими губами проговорил Момир. Он вернулся в погреб и вынес оттуда старую шинель. — Валялась за бочкой, не заметили ее. А мне пригодится. — И он снова полез в погреб.
Йоле смотрел на дорогу и в мыслях уже в который раз возвращался к своим друзьям: где они? что с ними? Его охватило радостное чувство, что им удалось спастись.
Момир возвратился с обгорелым солдатским одеялом и опанками, стал складывать вещи в узел.
— Это все, что осталось, дорогой мой Йоле. Все разграбили, разбойники. — Выпрямившись, он сквозь слезы еще раз посмотрел на обугленный остов своего дома.
— Пошли, — позвал Момир. — Здесь нам больше делать нечего.
Потом, у дома Душана, он велел мальчику оставаться на дороге, а сам вернулся похоронить убитых. Йоле издали наблюдал, как он копает яму обломком лопаты, как перетаскивает мертвых, завернув в рядно, как забрасывает их землей.
Йоле хотел подойти помочь, да не решался. Так Момир похоронил и два других трупа.
— Чтобы собакам не досталось, — угрюмо сказал он, выходя на дорогу.
И долго после этого шагал молча, заговорил, только когда они подошли к его огороду:
— Иди-ка сюда, родной. Здесь я картошку закопал — на черный день…
И правда, картошка была зарыта глубоко в земле, в хорошо замаскированном месте. "Как это он догадался?" — подумал Йоле.
— Вот, чтобы ты знал, где она, — говорил Момир, разгребая листья и траву. — Если прижмет голод и будете недалеко отсюда, приходите с матерью или с Раде и берите, сколько нужно.
— А ты? — почему-то пришло Йоле в голову.
— Что я?! — повернулся к нему Момир. — Неизвестно еще, что со мной будет… Я, Йоле, в партизаны ухожу, — продолжал он, откапывая картошку.
— Нет больше сил терпеть
К вечеру они пришли в селение, где оставались их родные.
Все спят, а я умер
Рыжий не переставал удивляться, почему все так случилось. Что это? Откуда взялась эта сила, разметавшая всех в разные стороны?
Картины той страшной ночи, когда они бежали от усташей, не выходили у него из головы. Он вспоминал Йоле, Влайко, маленького Раде. "У них ведь ни телеги, ни лошади. Сумели они уйти или нет?.."
Он целыми днями ходил угрюмый, изводил себя и окружающих, задавая вопросы, на которые ни он сам, ни кто другой не могли ответить.
— Удалось им убежать?
— Конечно, — отвечали ему.
— Но когда мы отъехали, они еще оставались!
— Должен же кто-то быть первым, а кто-то — последним.
— А почему именно мы первые, а они последние? — этим вопросом Рыжий ставил всех в тупик.
Наконец дядя, чтобы прекратить разговор, заключал:
— Такова жизнь, что тут поделаешь?
— Да почему жизнь такова? — упорствовал Рыжий.
Тетка сердилась:
— Что ж, виноваты те, у кого есть телега и лошадь? Может, надо было ждать, пока нас схватят?
И тогда Рыжий бросил им в лицо:
— А если они погибнут?
Мать, дед и тетка молчали.
— А если погибнет Йоле? — кричал Рыжий.
— Успокойся, убежал твой Йоле, — говорил дядя. — Не так просто его поймать.
— А Раде, а их мама?
Дядя замолкал, в разговор снова вступала тетка:
— Ты же знаешь, Йоле не оставит мать и брата.
Он вспоминает Лену и Влайко, заводит речь о них. Тут уж дядя чувствует себя более уверенно.
— О них можешь не беспокоиться. Стоян не попадется в ловушку. Он же хитрый как лис.
Рыжему становится легче.
Стараясь отвлечь мальчика от грустных мыслей, родные просят его присмотреть за дядиными детьми. Он соглашается, но они еще малы, простодушны и наивны, ему с ними неинтересно. И Рыжий с утра до вечера бродит, как неприкаянный, по селу.
Они поселились у тетки, в маленькой деревеньке, находящейся так далеко от проезжих дорог, что казалось, даже если очень захотеть, отыскать ее было бы чрезвычайно трудно. В ту ночь, когда бежали из своей деревни, дядя уже знал, куда их повезет. И это раздражало Рыжего.
Тогда, среди выстрелов, суеты и криков о помощи, Рыжему хотелось спрыгнуть с телеги, схватить любого бегущего человека и сказать: "Садись к нам, будем спасаться вместе".
— Почему мы никого с собой не взяли? — спрашивал он.
От его вопроса родным становилось неловко.
— Послушай, Жарко, — отвечал дядя, как бы оправдываясь. — Когда запахнет жареным — а ты, слава богу, видел, как это бывает! — каждый в первую очередь думает о себе. Своя ведь шкура дороже.
— А мне моя — нет, — отвечал Рыжий, думая о своих друзьях.
— Тебе — нет, потому что ты еще ничего не понимаешь, — язвительно замечала тетка. — Были бы у тебя свои дети, вот тогда бы я на тебя посмотрела.
Чем больше проходило времени, чем более налаживалась жизнь, тем тяжелее становилось Рыжему. Ему хотелось бежать из этого спокойного, сытого уголка, разыскать друзей, узнать хотя бы, живы ли они.